В планах, она узнала, была большая экспедиция в Среднюю Азию с переходом на Кавказ и дальше — к границе с Турцией. Года на полтора с зимовкой. Ее материалы она, кажется, в свое время читала в аспирантуре. Хорошие, цельные публикации, профессиональный состав, широкий охват темы — в общем то, что нужно. Идея поучаствовать в ней полностью ее поглотила. Необходимо было во что бы то ни стало войти в основную группу. Как это сделать первокурснице — еще тот вопрос. Скинуть маску и заявить о себе «в полный рост»? Девочка-татарка с мозгами профи? Жена дворника (как бишь его?), знающая больше МГУшных преподавателей? Рискованно… Соблазнить какого-нибудь профессора — помоложе? Вариант, в сущности. Но как быть с Василием?..
Мысли, мысли… Нужно выйти на воздух!
Бадай терся о ее ногу как кот, выпрашивая сыр со стола.
— На, держи, троглодит. Гулять идем?
Пес засуетился, умчавшись в переднюю за ошейником. Гулять? — всегда пожалуйста!
Тундра прошла в спальню переодеться. Из большого зеркала «в пол» на нее смотрела молодая брюнетка совершенных пропорций с бронзовой кожей и правильными чертами лица, только приобретающего от легкого прищура и высоких монгольских скул. С косметикой было скудно, но пока она и не особо нуждалась в ней. Достаточно помады и туши — остальное дано природой.
Натянув шерстяную юбку и толстый уютный свитер, Тундра поймала за морду пса, застегнула ему ошейник, обулась, надела плащ и спустилась вниз, как вдруг, не лишенная женских слабостей, поняла, что забыла выключить утюг — здоровенный как баржа монстр остался на гладильной доске в спальне. Так выключила? Кажется, все же, нет…
Тихо выругавшись, она взлетела по лестнице и, конечно, обнаружила
— Извини, Бадай, что-то я не в форме… Сначала кофе, потом гулять. Держи еще сыру за моральный урон.
В это время трое вышли из машины, припаркованной во дворе, обратив внимание на огромного одетого в черное японца, сидящего на складном табурете у приемной легочного светила.
Последний день Дэбы Батоевой отменился.
Хижина на скале
Хижина на скале
Нишикори стоял под тем самым вязом, под которым Илья встретил М. в бурную июльскую ночь — теперь облетевшим, черным на фоне снега как вставшая на дыбы трещина. Вдоль оштукатуренного забора в щетине голых ветвей темнело еще несколько стволов, разбавленных вечнозеленой пихтой. Упадок облупившихся стен подчеркивал прелесть ее приглушенной зелени. Пахло снегом, лошадьми и дымом от бывшей вблизи котельной — не печным уютным, а резким с примесью какой-то отравы, портившей волшебную пастораль этого закутка, словно перенесенного из деревни в город, и еще не сросшегося с ним — только узкой жилкой следов, ведущих сквозь калитку к лестнице обжитого подвальчика.