Мерфи бросил на нее проницательный взгляд. В голосе девушки-музыкантши прозвучала протяжно-заунывная сладость ее инструмента, с легкими обертонами насмешки.
«Надо полагать, вокруг этого человека – какая-то невидимая оболочка, наполненная воздухом», – предположил Мерфи.
«Что, если так?»
«Значит, это что-то новое, а если это что-то новое, я хотел бы узнать об этом как можно больше».
Соэк лениво улыбнулась: «Типичный землянин: ты беспокоишься, хмуришься, все время чего-то хочешь. Тебе следовало бы расслабиться, воспитывать в себе напау и радоваться жизни – так, как это делается в Сингалюте».
«Что такое напау?»
«Наша философия, помогающая находить смысл жизни и красоту в каждом из аспектов этого мира».
«В данный момент сджамбак, сидящий в клетке на площади, вряд ли вполне наслаждается преимуществами напау».
«Не сомневаюсь, что он несчастен», – согласилась девушка.
«Несчастен? Его пытают!»
«Он нарушил закон султана. Его жизнь больше ему не принадлежит. Она принадлежит Сингалюту. Если султан желает, чтобы судьба сджамбака послужила уроком другим нарушителям, страдания одного человека не имеют большого значения».
«Если каждый сджамбак носит на груди металлический символ своей касты, как он может надеяться, что его не опознают?» – спросил Мерфи, бросив взгляд на обнаженную грудь собеседницы.
«Сжамбаки ходят по ночам – бесшумно пробираются по улицам, как призраки… – Соэк взглянула на свободную рубаху Мерфи. – Ты заметишь, что проходящие мимо задевают тебя, ощупывают тебя вот так, – она провела рукой по его груди. – Когда это произойдет – знай, что это агенты султана, потому что только чужеземцы и родственники султана могут носить рубахи. А теперь я спою тебе песню нашей древней родины, древней Явы. Ты не поймешь слова, но никакие другие слова нельзя петь, когда играет гамелан».
«Меня тут роскошно устроили, – сказал Мерфи. – Апартаменты в саду с бассейном! Как правило, мне приходилось ночевать в надувной палатке и утолять голод походным рационом из сублиматов».
Соэк Панджоубанг выжимала воду из гладких черных волос: «Может быть, Уилбрр, тебе не захочется покинуть Циргамесч?»
«Как тебе сказать… – Мерфи поднял глаза в прозрачной крыше долины, едва заметной там, где сосредоточивался и рассеивался солнечный свет. – Мне не очень нравится жить взаперти, как птица в вольере… Надо полагать, у меня есть склонность к клаустрофобии».
После завтрака они пили густой черный кофе из маленьких серебряных чашечек. Мерфи остановил на своей новой подруге долгий задумчивый взгляд.
«О чем ты думаешь, Уилбрр?»