— Какой у нас номер? — выдохнула Анюта.
Нина тоже забыла. Схватила со столика пластиковую карточку-ключ, посмотрела:
— Это нам. Пошли.
…Кофр был непривычно легкий, Нина могла бы даже нести его за ручку, но все же катила на колесиках, аккуратно, стараясь не качать и не кренить на и без того ненадежной палубе, едва различимой в сумерках. Анюта громыхала следом вместе со всем своим впечатляющим скарбом, включая павлинью маску, таки не поместившуюся в кофр. Анюта уже все откуда-то знала. Про запуск синтез-прогрессора, про аварию, про то, как власти пытались замалчивать, но независимые журналисты… Откуда она могла, удивлялась Нина, ведь мы же все время были вместе, ну разве что кроме тех нескольких минут, когда она, Нина, отлучалась в туалет — не по острой надобности, а потому что неизвестно ведь, когда еще теперь… Анюта рассказывала взахлеб, и пассажиры кают номер сто тире сто двадцать напряженно слушали, сгрудившись кучкой у борта, среди раздвинутых шезлонгов с белыми зонтиками, гротескно выбивающимися из стиля.
Далеко внизу глухо плескались о борт невидимые волны. У горизонта море было страшным и седым, гораздо светлее иссиня-черного неба. Показалась луна, обозначив рваное отверстие в тучах, и тут же исчезла, провалилась в наползающие клочья.
— Но если это катастрофа мирового масштаба, — несмело сказал кто-то, — куда же нас тогда…?
— Не знаю, — удовлетворенно и зловеще произнесла Анюта. — Не знаю.
— Это еще что такое?!
Нина повернула голову, и остальные пооборачивались тоже — с острым ожиданием и надеждой. Никто не заметил, как он подошел, человек в куртке с форменным логотипом, представитель команды, локальной неоспоримой власти, тот, кто теоретически мог что-то знать и всех спасти. Но вместо этого он пер на Анюту, потрясая кулаками и тыча пальцем:
— Это?!!
Нина увидела, как Анюта вскинула вверх свою макабрическую маску, защищаясь ею, словно щитом, и тот человек — немолодой, мелкий, хилый, но облеченный могуществом и силой, — вдруг схватился за нижний край, вырвал маску из ее рук и, размахнувшись, будто дискобол, отшвырнул прочь, за борт, в неизвестность. Анюта метнулась было к борту, крутнулась на месте и вернулась в тот самый момент, когда он взялся за ручку ее бордового кофра.
— Вы не смеете!
Но он смел, он тащил кофр на себя, к борту, ругаясь последними словами, уносимыми ветром и общим ропотом. Вернее, вдруг поняла Нина, он точно так же, как и все они, не имел представления, что делать, — и потому нашел себе врага, препятствие, точку приложения власти и усилий. Но просчитался даже в этом.