— Марь…!

Она стояла над толпой. Опять стояла спокойно, чуть подавшись вперед для равновесия и заправляя волосы за треснутые очки.

— С дороги,………!!!

Анька не успела обернуться и среагировать, какой-то мужик оттолкнул ее в сторону, сшиб с ног, палуба перевернулась, и в этом обратном ракурсе Анька вдруг увидела, как через борт сыплются человеческие фигурки, прыгают в шлюпку, наверное, не просто же так… А над бортом нависала синяя вертикальная стена моря, и было странно, что оно не переплескивается на палубу.

— Смотри, нужно туда!

Как рядом появилась Марьяна, почему они обе на ногах и куда-то несутся, было непонятно. Как будто из памяти вырезали ножницами кусок неизвестно какого размера. Через борт перевешивались тросы, странно тонкие, хлипкие на вид, и об один из них Анька мазанулась со всего размаху грудью, когда сздади наперла толпа. Почти ультразвуком, перекрывая общий вопль, завизжала какая-то тетка, тоже прижатая к борту, и Анька заорала в унисон, пытаясь отжаться от колючего троса, как на физкультуре. Марьяну она опять не видела, а видела стеклянную синеву, по которой удалялась переполненная шлюпка, огромная, человек на сто, кишащая головами, она погрузилась в воду почти по самые борта. Вокруг нее, словно водомерки, копошились отдельные человеческие фигурки с распластанными брассом руками и ногами.

— Здесь, наверное, есть акулы, — сказала Марьяна. Практически в ухо, иначе невозможно было бы услышать.

Напор сзади отхлынул, и Анька, оттолкнувшись от борта, развернулась к ней — лицом к лицу, вплотную, соприкоснувшись носами.

— Бежим к другому борту! Наверное, там…

— Я книжку забыла.

Анька сморгнула. Теперь в реальность, наоборот, склеили кусок лишнего времени, пустого, посвященного чистому изумлению. Марьяна поправила очки на лбу, в них осталось одно зеркальное стекло, отражающее Аньку, ошеломленную и растрепанную:

— Ты сдурела? Какую книжку?

— Ремарка. И еще учебные диски, деньги и документы. Идем в каюту.

Анька смотрела на нее, и лишнее время тянулось и тянулось на фоне яркого моря и мельтешащих теней. Она всегда была крейзи, а теперь уже совсем. Надо было остаться с папиком, он бы точно спас, ну, дала бы потом, не все ли равно… а из-за этой…

— Шлюпок хватит на всех, — ясно и звонко сказала в пустоту времени Марьяна. — Ажиотаж только вокруг первых. Люди не могут по-другому. И вообще…

— Что? — простонала Анька.

— Шлюпки и не помогут, скорее всего.

Марьянин голос еще висел и звенел над сумасшедшей толпой, а самой Марьяны снова не было, и Анька бросилась за ней по едва заметному следу, оставленному ею в толпе, как пенный след остается за кораблем. Скатилась вниз по лесенке с переломанными ступеньками и с разбегу влетела внутрь, в совершеннейшую после яркого солнца, мутную темноту. Туда же нельзя, нельзя ни за что, этот проход скоро, вот-вот, прямо сейчас затопит пенным потоком, зачем я, какого черта слушаюсь эту ненормальную, когда нужно, наоборот, выбираться, мчаться к ближайшему борту, искать свободную шлюпку или папика на худой конец, и пропади они пропадом, документы, и даже новые, специально в круиз купленные шмотки, пропади пропадом все вообще…