И тогда он вспоминает Марьяну, как она лежала там, на набережной, и волосы рассыпались вихрем вокруг ее лица, и как внезапно раскрылись во всю ширь ее раскосые оленьи глаза.

…— Все здесь? — спрашивает писатель хриплым, сорванным голосом.

Ему не отвечает никто.

Андрей приподнимает веки, забитые сплошь чем-то сухим, острым и жгучим, и сквозь хлынувшие слезы пытается разглядеть хоть что-нибудь. Кажется, ему удается.

Кажется, это море.

№ 43, стандарт, южный

(в прошедшем времени)

Бокал с красным вином на глазах у потрясенной Аньки полз по столику. Опрокинулся, чуть-чуть не достигнув края, вино расплескалось на купальник, и тогда она вскочила.

— Марьяна!.. Где она? Пусти!

— Дура, — странно, сдавленно прохрипел папик. — Сиди. Со мной ты хоть в шлюпку попадешь… студентка.

Прозвучало как матерное слово. Анька выдернула руку и метнулась прочь.

Все уже поняли. Тот, первый удар еще показался шуткой, ошибкой, несообразной случайностью, которую реально отменить задним числом: быстро поднятое не считается упавшим, неправильное слово можно взять обратно, да всё на свете, если очень захотеть, можно вернуть как было. По крайней мере, Анька всегда в это верила. И большинство людей, плывших на лайнере, кажется, тоже. Продолжали смеяться и пить, как ни в чем не бывало. И папик, типа директор банка, совсем обнаглел, распустил руки, и она еще думала, обламывать его — или ладно, пускай…

Но теперь уже нет. Разбился бокал, свершился разрыв, грянула катастрофа, и ничего уже не вернешь. Приходит окончательное осознание, и мир кренится, и ты съезжаешь с катушек, потому что так же нельзя, нельзя никогда! — но понимаешь, что дальше будет еще хуже. И некуда деться, и все равно надо бежать, и уцепиться хотя бы за что-нибудь, за необходимость разыскать подругу, например, ведь правда же, надо ее разыскать: Марья-а-ана!!!

Они все перли ей навстречу. С воплями и руганью на разных языках, с безумными глазами и перекошенными мордами, не разбирая дороги, опрокидывая столики и шезлонги, трещавшие под ногами. Верхняя палуба, буквально десять минут назад вся такая гламурная, чинная, мало кому доступная, превратилась в сумасшедший базар, вроде того, куда они с Марьянкой забрели на последней остановке в порту. Как будто вот-вот кто-то схватит за локоть, потянет за собой, приговаривая «дэсять доллар», и дурацкое это ощущение, вписанное в водоворот всеобщего ужаса, совсем уже срывало крышу, окончательно сводило с ума. Но Марьяна. Нужно найти Марьяну… Неправдоподобная морская синева сверкала вокруг, теперь уже точно враждебная, слепящая, чуждая.