И тут же задохнулась, как от удара. Сила чужой мысли ворвалась в открытые ею двери разума. Казалось, огромная рука подхватила ее и поднесла к огромным глазам, озирающим добычу снаружи и изнутри.
Дайрин покачнулась под этим неосязаемым прикосновением. Нечеловеческим прикосновением. И все же, поняла она, немного овладев собой, оно не было враждебным – пока.
– Зачем ты здесь, женщина?
В сознании Дайрин отчетливо сложились слова. Но мысленного образа вопрошающего она по-прежнему не видела. Повернувшись немного вправо, она протянула обвязанную лентой руку.
– Я хочу научиться ткать так же прекрасно, – вслух ответила она, не зная, слышат ли ее и понимают ли.
И снова ощутила тяжелый взыскательный взгляд. Но на этот раз выстояла под ним, не отшатнувшись.
– По-твоему, это красиво? – снова прозвучал вопрос в ее мыслях.
– Да.
– Но у тебя нет глаз, чтобы видеть, – резко, уличая во лжи, прозвучал ответ.
– Правда, глаз у меня нет. Но меня научили заменять зрение пальцами. Я тоже ткачиха, но только по меркам моего рода.
Тишина, а потом что-то коснулось тыльной стороны ее ладони – так легко и мимолетно, что Дайрин не поручилась бы, что ей не почудилось. Девушка ждала, понимая, что в этих местах существуют свои ограды и без позволения нечего и пытаться продолжать путь.
Снова что-то коснулось ее руки и на этот раз задержалось. Дайрин и не подумала отдернуть руку, а вместо того попробовала прочитать прикоснувшегося. И увидела лишь светящиеся вихри.
– Женщина, может, ты и играла нитями в нехитрые игры своего народа. Но не зови себя ткачихой! – надменно ответили ей.
– Сумеет ли такая, как я, выучиться искусству вашего рода?
– С твоими неуклюжими пальцами? – Что-то резко простучало по ее костяшкам. – Это невозможно! Однако ты можешь прийти и пальцами увидеть то, с чем тебе нет надежды сравняться.
Прикосновение, скользнув к запястью, превратилось в жилистый браслет, крепкий, как кольцо рабских оков. Не вырваться, поняла Дайрин. Ее потянули вперед. Образа ведущего ее существа она по-прежнему не улавливала, но странным образом восприняла от него четкую картину лежавшей перед ней дороги.
Не дороги – извилистой тропинки. Временами она задевала древесные стволы, иногда чувствовала вокруг большие поляны – и скоро потеряла представление, в какой стороне остался берег.
Наконец они вышли на открытое место, солнце над которым заслоняли не ветви и листва, а что-то иное. Уши Дайрин уловили тихий перестук.
– Протяни руку, – приказал ее проводник, – и скажи, что перед тобой.
Медленно, осторожно Дайрин повиновалась. Пальцы нащупали что-то твердое, шершавое, как древесная кора. Но на покрытой корой раме были туго натянуты нити. Проследив их пальцами, она добралась до другой станины. И опустилась на колени, нащупывая сотканную полоску. Такую же гладкую, как ее лента. От нее тянулась одна нить – должно быть, закрепленная на ткацком челноке.