– Я очень беспокоюсь за Корделию, – объяснила она. – Даже не представляю, как чувствовала бы себя на ее месте. Если бы я лишилась отца.

– Мне кажется, у тебя хороший отец, – заметил Джесс и окинул Люси особенным, пристальным взглядом. Когда он смотрел на нее так, ей всегда казалось, что он относится к ней очень серьезно, хочет проникнуть в ее мысли, понять ее. Как будто для него во всем мире не было никого важнее Люси.

– Я всегда считала его совершенством, – призналась Люси. – Даже сейчас, когда я выросла и поняла, что совершенных людей не бывает, я все равно уверена в том, что он лучший из отцов. Он никогда не сделал и не сказал ничего, что могло бы огорчить меня, заставить усомниться в его любви. Но у Маргаритки другое…

– Ее отец сидел в тюрьме, потом долгое время провел в больнице, – сказал Джесс. – А когда он вернулся, радость от встречи с ним была испорчена его поведением.

– Теперь она потеряла возможность сказать ему все, что о нем думает, или примириться с ним, простить его.

– Она даже теперь может его простить, – возразил Джесс. – Мой отец умер еще до моего рождения. Но я все равно его любил. И смирился с тем, что он меня покинул. Человек может обрести душевный покой сам, без посторонней помощи, хотя это и нелегко. А у Корделии есть ты. Ей будет легче.

Видя, что она по-прежнему хмурится, Джесс похлопал по постели.

– Иди сюда, – сказал он, и Люси свернулась на кровати рядом с ним.

И сейчас, так же как в ту ночь, когда они танцевали, ей казалось, что он материален. Она чувствовала ткань его рубашки, видела крошечные веснушки у него на шее.

Джесс протянул руку к ее волосам, пригладил растрепанные пряди.

– Мне очень повезло, что я вижу тебя такой, – тихо произнес он. – С распущенными волосами. Как будто я твой муж.

Она почувствовала, что краснеет.

– Ой, у меня такие некрасивые волосы. Просто коричневые. Мне хотелось бы иметь необычные волосы, как у Грейс или как у…

– Они не «просто коричневые», – перебил ее Джесс. – Твои косы блестят как шелк и в них можно различить множество оттенков – золотой, шоколадный, цвет карамели и орехового дерева.

Люси села, потянулась к щетке, лежавшей на ночном столике.

– А что, если я прикажу тебе расчесать мои волосы? – спросила она. – Джессамина иногда это делает…

Его губы медленно растянулись в улыбке.

– Я к твоим услугам, приказывай.

Она протянула Джессу щетку, отвернулась и села на край кровати. Она почувствовала, как он пошевелился, поднялся, сел, взял тяжелые волосы.

– Очень давно, – негромко заговорил он, – когда Грейс появилась у нас в доме, я расчесывал ей волосы перед сном. Матери это даже в голову не приходило; если бы не я, волосы безнадежно спутались бы, их пришлось бы отстричь.