– Вы совой были! – неучтиво вмешавшись в их беседу, выпалил Глеб. В склепе! Я вас узнал!

– Ну и ладно, што узнал! – засмеялся Рогаткин. А теперь, пошли-ка все к хозяину. Он ждет.

– Господи, спаси нас и помилуй! – перекрестившись, воскликнул Николай Михайлович. Глеб и Арно осенили себя крестным знамением вслед за ним.

– Спужались? – удовлетворенно хихикнул Федор. То-то же! Будете знать, как в запретное носы свои совать! Ну, пошли, пошли! Да не туды, куды поперлись?! – увидев, что приятели направляются к крыльцу избушки, грубо окликнул их Рогаткин.

– Как это куды? – передразнил его Николай Михайлович. В избу!

– Вот смешные вы, людишки! – рассмеялся их провожатый. Нешто не видите, што морок это? Подбежав ко входу в сторожку, он несколько раз махнул рукой. Ладонь его легко, словно сквозь дым, прошла через бревна и двери.

– Не настоящая изба-то! Поняли, теперь, горемычные? Вот сюды вам положено! – с этими словами Федор носком своего ялового сапога отпихнул в сторону пожелтевшую хвою и гости увидели большую железную скобу. Схватившись за нее и потянув, Рогаткин открыл в земле тайный ход.

– Туды топайте! – приказал он своим спутникам. Через минуту все они уже осторожно спускались вниз по деревянной лестнице. И оказались в огромной зале, высота ее на глазок, как определил Серов, была не менее десяти метров. Из залы выходило три двери, а вдоль стен стояло семь резных комодов. Здесь же вальяжно растопырилась и пара кожаных кресел. На стенах же висели огромные художественные полотна, изображавшие ужасные сцены кровавой охоты. Но особенно вошедших потрясло то, что в роли охотников выступали не люди, а нелюди! Неясные, расплывчатые фигуры, изображенные на холстах, таились в темных углах картин. И, казалось, стоило лишь отвести взгляд в сторону, как они тут же неожиданно выпрыгивали и кидались на вас!

Между полотнами висели несколько волчьих и медвежьих шкур. Огоньки пламени, пляшущие в бронзовых масляных светильниках изумительной, тонкой работы, отбрасывали вокруг причудливые тени. Создавалось впечатление, будто чудовища на картинах тянуться к звериным шкурам, в неизбывном стремлении вселится в них с тем, чтобы, обретя новую жизнь, продолжить свое страшное предназначение…

Однако, невзирая на всю притягательность корчившихся в призрачных отблесках неверного пламени кошмарных видений, внимание гостей вскоре сфокусировалось совсем на другом. На резном сооружении из мореного дуба. Оно занимало весь центр залы, а на самом его верху виднелось вырезанное изображение человека.

Но так показалось лишь Арно, а вот Николай Михайлович и Серов приняли эту скульптуру за какую-то ужасную клыкастую бестию. И правда, стоило ему сделать всего один шаг влево или вправо, как человеческая фигура превращалась в нечто невообразимо мерзкое, словно порождение горячечного бреда… Примерно в метре от уровня пола на непонятном, но страшном деревянном сооружении, имелись многочисленные изгибы и выступы. На них стояло множество стеклянных сосудов, заполненных порошками, жидкостями, пучками травы, крысами, свинячьими головами, змеями, лягушками, пауками и прочими гадостями. Ниже слегка колыхалось что-то полупрозрачное. Подойдя и взяв в руки эту шелестящую пленку, Арно вдруг осознал, что это – не ткань и не полиэтилен, а… содранная и тщательно выделанная человеческая кожа! Вот ноги, вот руки, вот голова, глазницы, отверстия ноздрей и рот…