Ника спит на его плече, яркие осенние кроны проносятся за окном, электричка набита пэпэпэшниками, поклонниками походной песни, в брезентовых штормовках с нашивками деревьев, к которым они принадлежат, и сборов, на которых побывали за последние годы. Студенты, молодые научные сотрудники, начинающие поэты и певцы, они возвращаются в столицу к своей обычной жизни – лекциям и экзаменам, институтам и лабораториям, очередям в магазинах, толчее в метро, неудобной цивильной одежде, смутным планам на будущее. Они увозят с собой записанные карандашом телефоны новых знакомых, воспоминания о песнях, запахи леса и костра, но главное – слабый романтический отзвук, наследство поколения своих родителей, когда-то веривших, что они смогут изменить мир. Однако сами родители давно уже растеряли былые идеалы, утратили веру – а Гошины сверстники, кажется, никогда ни во что и не верили. Большинство даже не задумывается о том, что жизнь может быть иной, а самые умные, как та же Марина, считают, что лучше сохранить мир таким, какой есть, не вносить, как сказал бы Лёва, возмущения в систему.

Наверное, я люблю Нику за то, что она не такая, думает Гоша. Люблю за то, что в глубине души она до сих пор хочет разрушить Границу – как хотела много лет назад мама.

Электричка останавливается, Ника поднимает заспанное лицо – на щеке отпечатались складки Гошиной штормовки, припухшие со сна глаза растерянно моргают.

– Мы приехали, да? – говорит она, и Гошу снова захлестывает нежность.

– Да, приехали, – эхом отвечает он и краем глаза снова замечает странную вибрацию оконного стекла, на этот раз вздрогнувшего несколько раз подряд.

У подъезда Гоша спрашивает:

– Я зайду?

Но Ника с извиняющейся улыбкой качает головой:

– Не сегодня, милый, я и так уже опаздываю.

– Ах да, у тебя же собрание!

– Ну да! – Ника чмокает Гошу в губы, быстро-быстро, чтобы не увлечься, и, еще раз обернувшись на прощание, входит в подъезд.

Лифт опять сломан, и Ника торопливо бежит по лестнице на третий этаж. Хорошо еще, что рюкзак не тяжелый: все походные вещи носит Гоша, у Ники только спальник и косметичка, она же аптечка.

В прихожей Ника кидает в угол пропахшую дымом штормовку, снимает кроссовки и, глянув на стенные часы, мчится в ванную. Пока теплая вода смывает запахи леса, ночи и костра, Ника пытается перестроиться – забыть старые песни, пылающие осенние кроны, убаюкивающий стук колес… на самом деле – даже Гошу, хотя, конечно, о Гоше она всегда помнит, он всегда рядом, даже когда она сидит на редколлегии или берет какое-нибудь скучное интервью.