Тирта не понимала, насколько прояснилось ее сознание, пока слабая боль не начала усиливаться. Ее тело, казавшееся мертвым, начало оживать. Девушка внутренне сжалась, понимая, какие мучения ее ждут при таком-то передвижении, если действие травы ослабеет. В конечном итоге она может столкнуться с болью, подобной той, какую испытал тот несчастный с Ястребиного Утеса, превратившийся в жалкое подобие человека, прежде чем последнее деяние, к которому принудил его тюремщик, наконец-то освободило беднягу навеки. Тирта знала некоторые способы справиться с болью и использовала их во время своих скитаний, чтобы бороться с обыденными трудностями, поджидающими любого путника, но они не могли совладать с теми испытаниями, что поджидали ее теперь. И никто ей не поможет – разве что она сумеет спровоцировать командира этого отряда, чтобы он прикончил ее, как они прикончили сокольника. Возможно, так и будет, если она сумеет его убедить, что после подобного удара милосердия шкатулка достанется ему.

Но только вот вещь у нее в руках нельзя было так просто взять и отдать чужаку. В глубине души Тирта это знала. Жива она или мертва, но она остается хранительницей, пока ее не освободят от этого обязательства. И спровоцированный удар мечом не решит проблемы.

Замыкающий снова натянул поводья, останавливая коня, и посмотрел назад. Это был свирепого вида парень в ржавой, плохо починенной кольчуге и великоватом для него глухом шлеме. Похоже, ему было неудобно, потому что он то и дело поправлял шлем, натягивая его пониже. Остальные из их отряда, которых Тирта не видела, медленно ехали вперед, унося и ее все дальше и дальше от замыкающего, а тот так и стоял на месте, и лошадь его опустила голову, словно бы утомившись от слишком долгого пути.

Отряд двигался тихо. Никто не разговаривал, и лишь лошадиное фырканье изредка нарушало тишину. Совокупное беспокойство и страх бандитов давили на Тирту. Ей уже отчетливее вспомнилось, как Герик возражал, не желая пересекать границу. От легендарного Эскора Карстен отделяли холмы, а не суровый горный край, ограждавший Эсткарп с востока. Но бандитов явно напрягала необходимость пересечь эту спорную территорию. Уроженцам низин с их ненавистью и страхом перед тем, что сокольник называл колдовством, не хотелось идти дальше.

Сокольник. Его застрелили. Тирте смутно вспомнилось, как она услышала об этом. Должно быть, он с помощью Алона вынес ее из рухнувшего здания – лишь затем, чтобы встретить смерть. А что сталось с его мечом Силы? Меч пришел к нему, а старинные легенды об оружии, выбирающем себе хозяина, говорили, что никому другому оно служить не будет. На пару мгновений память Тирты ожила, и она вспомнила, как сокольник накрыл их с Алоном собственным телом, когда обрушились стены. Пустой щит служил нанимателю до самой смерти – таков их кодекс. И все же Тирта думала, что под конец сокольник жил не только по кодексу, что, хоть она и была женщиной, он мог в тот момент позабыть про ее пол и воспринимать ее как павшего в бою товарища по оружию. Девушка вспомнила его темное лицо с впалыми щеками и странный желтоватый огонь, всегда таившийся в глубине его глаз и вспыхивавший от гнева или от каких-то потаенных, непонятных ей мыслей. Он обрел покой, и большего она и не могла бы ему пожелать.