Вчера я видел себя в кампусе Лейкмонта, в мире, где Дэниела умерла – как говорилось в некрологе, который я нашел на сайте публичной библиотеки, – в возрасте тридцати трех лет от рака мозга.

В Чикаго сегодня чудесный день. В этом мире Джейсон Дессен погиб два года назад в автомобильной аварии.

Я вхожу в художественную галерею в Бактауне, стараясь не смотреть на уткнувшуюся в книгу женщину за стойкой. Смотрю на стены, увешанные картинами, главная тема которых – почти исключительно озеро Мичиган.

Представленное во всех временах года.

Во всей цветовой гамме.

Утром, днем и вечером.

– Если что-то понадобится, дайте знать, – не поднимая головы, говорит женщина за стойкой.

– Художник – вы? – уточняю я.

Дама отодвигает книгу и выходит из-за стойки.

Идет ко мне.

Последний раз я видел Дэниелу так близко в тот вечер, когда помог ей умереть.

Выглядит она потрясающе – в облегающих джинсах и черной, заляпанной акриловой краской футболке.

– Да, я. Дэниела Варгас.

Меня она явно не знает. Не узнает. Наверное, в этом мире мы так и не встретились.

– Джейсон Дессен.

Женщина протягивает мне руку. Я пожимаю. Рука знакомая – немного шершавая, крепкая, рабочая. Рука художника. На ногтях краска. Я еще помню, как эти пальцы пробегали по моей спине.

– Прекрасные работы.

– Спасибо.

– Мне нравится ваша увлеченность одной темой.

– Писать озеро я начала три года назад. Оно такое разное в разные времена года. – Дэниела показывает на картину, около которой мы стоим. – Это одна из первых моих попыток. Вид с Джунуэй-Бич в августе. В конце лета, в ясные дни, вода приобретает такой светящийся зеленовато-синий оттенок. Почти тропический. – Она проходит дальше. – А в октябре бывают такие вот дни – сумрачные, облачные, и тогда вода окрашивается серым. Мне это нравится, потому что вода и небо почти неразличимы.