Разбуженный светом, очнувшись от съедавшей душу меланхолии, Валера ураганом ворвался в комнату.

– Вы живы! Матерь божья! Вы живы! – воскликнул он при виде улыбающейся Марианны. – Камень с сердца! Честное слово! Ведь это из-за меня вырубилось электричество! Мое дерево оборвало провода. Я думал, что убил вас. А вы живы!

Он говорил и говорил, но никто не пытался осмыслить поток его слов, как никто не заметил, что он отлучался, настолько все были поглощены состоянием Марианны. Удивительно, но, едва придя в себя, она – одна из всех – сумела понять, что в действительности произошло. Позже она скажет Валерию наедине: «Спасибо!» – «За что?» – озадаченно спросит он. «Вы… Ваше дерево… Вы лишили Илью возможности управлять Вихрем в тот самый миг, когда ему это было особенно нужно. Так вы освободили Вихрь!» — «Всегда пожалуйста!» – скажет он с тем же недоумением, не зная, что еще на это ответить. Но пока она предпочитала молчать и улыбаться, всем своим видом сообщая миру, что худшее позади.

– А где же белобрысый псих? – вдруг поинтересовался Степа, заметив, что нигде в комнате Ильи нет.

Среди общей суеты вокруг Марианны об Илье позабыли, совсем потеряв его из виду.

– Цыганка, – опомнившись, произнес Аким, – одна на первом этаже! Он запросто может ей угрожать!

Не сговариваясь, Аким и Степа ринулись вниз по лестнице, Валера – за ними. Константин, замешкавшись, сделал движение, порываясь вслед, но неожиданно цепкие пальцы сжали его ладонь.

– Нет нужды торопиться. Они разберутся без тебя. Мала в безопасности. Пускай все идет своим чередом! – произнесла Марианна, не отрывая от Константина сияющих глаз, которые с момента ее пробуждения как будто потемнели и обрели насыщенный, касторовый цвет.

Но не только цвет изменился в них. Было еще что-то. Константин глядел и не мог понять, что именно он не узнает в Марианне. Но девушка знала: тем непривычным, странным, неузнанным были мудрость, опыт череды рождений и смертей, опыт сознательный и бессознательный, хранилище странствий души Бусинки, извлеченное оранжевым восходом памяти из потаенных глубин со всем пережитым в коридорах холодного и темного Пограничья. Девушка приоткрыла губы, словно ждала поцелуя. Но тени, кричащие в ее душе, не переставали твердить одно – поцелуя не последует, Константин не осмелится поцеловать ее – иную, мудрую, ведающую больше, чем ему самому дано узнать, проживи он хоть сотню жизней. «Чего еще ты хотела? Это маршрутка, и ничего в ней не изменить», – говорили тени. И такова горькая правда: Марианна стала другой, оставаясь при этом героиней той же бессменной киноленты, носительницей проклятия цыганки, промежуточным звеном между прошлым и будущим.