Каони, лоснящийся от удовольствия, обвел пленников судейским взглядом: Зилл с сыном, Шаана, Юмису и Ён. Он подошел к последнему и с деланной дружелюбностью похлопал его по раненому плечу. Ученый не проронил ни звука, но было видно, какую боль приходилось ему терпеть.

– Признаюсь, я переволновался, когда ты пропал. Мне пришлось перерыть весь Пусан, залезть в самые вонючие канализации, кишевшие человекоподобными крысами, ― он покосился на Сержа.

– Ты ведь не забрал мою семью? ― Мозг отказывался верить, что мерзавец похитил его родных и будет использовать их как разменную монету.

– Скажи, где Черный эфир.

– Он у Хайлла Хантера на Дэнкинсе. Если с нами что-нибудь случится… ― голос чудом не дрогнул, но закончить фразу словами «ты его никогда не получишь» он не смог, побоявшись, что издаст непроизвольный жалобный вскрик.

– У Хайлла? Он погиб по пути в Эдем. Его измолотило вентиляторами в каком-то туннеле. В твоих интересах, чтобы мы нашли контейнер под креслом или в багажном отсеке ― или куда ты его спрятал? Можешь не отвечать, мы скоро его найдем. Но если сознаешься, сэкономишь мне час-другой. Это смягчит мой настрой.

– Отпусти папу и мою семью. Тогда я скажу, где Черный эфир.

– Не говори, ― проблеял Ён.

– Так, с кого бы мне начать?

– Отпусти их немедленно.

– Видишь ли, я не похищал твоих близких. Они по-прежнему в том подземелье, сложены в дальней комнате под надписью: «Ушел искать Ёна». Сам виноват, не стоило умалчивать, что Нгуен на Дэнкинсе.

Участившееся биение сердца не давало произнести ни слова. Сцепленные руки, липкие от пота, мелко тряслись. Холод пробрался под комбинезон, ледяные капли пота стекали по спине, словно это скребли паучьи лапы. Сверхчеловеческая сила воли заставила язык шевелиться:

– Ты не получишь Черный эфир. ― Сергей вложил в слова все безразличие, которое смог в себе наскрести. В действительности он говорил в потемневший от напряжения воздух, пряча свой страх, чтобы папа не понял, что у них никого не осталось.

– Не переживай, ты еще можешь спастись. Итак, куда ты его засунул? ― Дирижируя отцовским ножом, Каони вывел знак вопроса.

Захотелось кричать. Отчаянно орать до хрипоты, выть зверем, попавшим в охотничий капкан. Он ломал сцепленные пальцы, лишь бы не закричать. Физиономия убийцы была грязной лужей, в которую он плюнул, но тот стоял слишком далеко. Сергей не мог говорить. Разум отказывался принимать действительность, выкинув из словарного запаса такие определения, как смерть, небытие, страдание. В отчаянии он думал, что это все неправда, что, вырвавшись отсюда, он придет домой, и бабушка, нащупав огрубевшими пальцами его голову, прижмет к себе.