Огромный Иверийский замок по ту сторону площади оброс ледяной коркой, как мёртвая принцесса хрустальным саваном. Каждый раз под торжественный звон колоколов Храма Семи я подбегала к окну и надеялась, что эта хрупкая защита треснет, и колкие острые льдинки пронзят сердца врагов королевства, обратят их тела в сверкающий дым. Но каждый раз разочаровывалась: в жизни, как в сказке, нет места чуду спасения.

Бом. Во имя Квертинда!

Бом. Бом. Бом. Казалось, от этого величественного грохота тряслись стены, и я осторожно коснулась холодной поверхности. В небольших ромбах мозаичного окна соседствовали разноцветные стёкла: если смотреть сквозь синее, то Лангсорд замирал в морском безмолвии, — сквозь зелёное, — деревья и лужайки зацветали против срока, — сквозь алое, — мир заливался краснолунным светом, как лучшим баторским вином, и небо розовело смущением.

Бом. Пришла в голову мысль заполнить тиаль. В храме Девейны. Магией исцеления я никогда не пользовалась, а только наблюдала, как она пронизывает тело Камлена Видящего, когда над ним колдовали прославленные врачеватели. Наверное, у Великого Консула должен быть тиаль.

Бом. Бом. Семь ударов.

Внизу, на ступенях Преториях, суетились люди: малыш в слишком длинном для него камзоле бежал в объятья матери, кто-то махал рукой, обращаясь к толпе, чьи-то торопливые шаги оставляли темные следы на ещё свежей пороше. По лестнице поскакала меховая шапка, подхваченная снежным порывом, и тоненькая леди кинулась вдогонку. Она едва не сбила чинного господина с пушистой бородой, по-стариковски опирающегося на лощёную трость, и он пригрозил кулаком вслед неуклюжей кудряшке. У трёхглавых фонарей, всё ещё горящих с ночи, влюбленные кормили вечно голодных голубей остатками сдобы, то и дело прерываясь на короткие поцелуи.

Дальше, где мостовая огибала площадь, вдоль аркады скрипели колёсами дилижансы, ржали кони, недовольные соседством с механическим транспортом.

Сквозь жёлтое стекло мир становится светлым, жизнерадостым и весёлым. Именно таким, каким и должен быть в преддверии праздника Династии. Какая живая прелесть была в этой суете, в мелких заботах и круговерти жизни! Оттиски судеб на открытке Зимнего Лангсорда, движущийся пейзаж житейской красоты. Присмотришь — и заметишь в густеющем снеге профили семи богов, увлечённых созерцанием мгновений.

Знакомая фигурка Гвелейда Дилза, дипломатического консула, вынырнула из украшенного хвоей входа в Преторий, едва заметно поклонилась статуе Тибра и присоединилась к людскому потоку. Верховный Совет закончился совсем недавно, и Его Милость спешил к дилижансу в окружении двух приметных охранников.