Накинув капюшон, бегом сорвалась за парнями.

Разбойников я не боялась. Но другое опасение неотрывно преследовало меня — где-то близко всё ещё кружил кто-то явно поопаснее тупых громил. И Нед был прав: лучше было унести отсюда ноги, пока этот кто-то не сменил свою чёрную милость на гнев.

* * *

В Понтоне пришлось задержаться.

Мы шли по дощатому настилу, служащему здесь дорогой, и старались зажимать носы из-за вони.

Море по правую руку подбиралось почти до мшистой ограды, слизывая с берега снег, и желтоголовые олуши чинно разгуливали по мокрой солёной грязи. По левую ютились покосившиеся домики с дырявыми крышами, и роль олуш здесь выполняли местные жители. Чумазые, истощавшие, с ввалившими глазами и пятнами по всему телу, они кутались в рваньё, вздрагивая от каждого порыва ледяного ветра, и кидали на непрошенных гостей угрюмые взгляды.

Нам здесь были не рады.

Понтон — восточная окраина Кроуница — в противовес западной «Долине нищих» служил приютом для обездоленных. В ход строительства действительно нищего района шло всё, что плохо лежало: трухлявые доски, холстины, ободы бочек, даже солома. Ею заполняли сквозные дыры в стенах, подбивали дверные щели. На ней же спали.

Зима только три дня как вступила в свои права, но холода в северную столицу пришли уже в середине осени. Порывы бриза трепали брезентовые стяги на окнах, худо-бедно прибитые ржавыми гвоздями. То и дело слышался кашель, сиплый голос и мужская брань.

Ближе к консульской набережной в море уходил узкий пирс, который местные гордо звали «Вольной пристанью». Причаливали сюда только рыбацкие лодочки, везущие скудный улов. Настолько скудный, что даже запах рыбы слабо пробивался сквозь зловоние нечистот. Причина плохой добычи красовалась на прибрежном частоколе: слишком дырявые и явно незнававшие починки сети темнели от плесени и водорослей. Должно быть, их хозяева подались в рыбаки от голода, и совсем не имели навыков и знаний.

Но примечательна «Вольная пристань» была вовсе не рыбной ловлей — в Понтоне это была самая просторная площадка с довольно крепкими досками поверх бурых камней, приспособленная под торговлю. С одного бока к пристани прижималась таверна без названия, но с выцветшей от времени вывеской, изображающей двух дерущихся олуш, а прямо под листовками объявлений расположились торговцы. Рынок смотрелся под стать всему Понтону: товарами служили ещё целые фонари, глиняная посуда, доски, инструменты, статуэтки и свечи для божниц, амбра и сушеные травы. В основном всякая рухлядь вроде той, которой был забит наш военный штаб в академии. Ближе к крыльцу таверны попадались лотки с едой и дымящиеся чаны с напитками.