– Значит, заговор против Барбадиора действительно существовал, – пробормотал Эрлейн, временно забыв свой гнев. – А потом… Что вы сделали? Убили своего сына в темнице?

– Да, убил. – Голос звучал ровно, не выдавая никаких чувств.

– Вы могли отсечь себе два пальца и вытащить его оттуда.

– Возможно.

Пораженный Дэвин резко поднял голову:

– Я не знаю. Я уже давно сделал свой выбор, Эрлейн ди Сенцио. – И с этими тихими словами еще одна боль пришла на поляну, почти что зримая на границе светового круга костра.

Эрлейн заставил себя саркастически рассмеяться.

– Что это был за чудный выбор! – насмешливо воскликнул он. – Теперь ты лишился власти и семьи тоже и стал рабом-чародеем у самонадеянного принца Тиганы. Как ты, должно быть, счастлив!

– Это не так, – быстро сказал Алессан.

– Я здесь по собственному выбору, – мягко ответил Сандре. – Потому что дело Тиганы – это дело и Астибара, и Сенцио, и Кьяры, – один и тот же выбор для всех нас. Погибнем ли мы, как жертвы, добровольно идущие на смерть, или при попытке стать свободными? Будем ли прятаться за чужие спины, как делал ты все эти годы, скрываясь от колдунов? Не можем ли мы встать плечом к плечу – хотя бы один раз на этом охваченном безумием полуострове враждующих провинций, замкнувшихся в собственной гордыне, – и прогнать обоих тиранов прочь?

Дэвин был глубоко взволнован. Слова герцога звенели в залитой светом костра темноте, словно вызов в ночи. Но когда он закончил, они услышали насмешливые аплодисменты Эрлейна ди Сенцио.

– Превосходно! – с презрением воскликнул он. – Ты должен запомнить это до того времени, когда найдешь армию простаков, которую надо будет сплотить. Простите меня, если сегодня меня не растрогают речи о свободе. До захода солнца я был свободным человеком на открытой дороге. Теперь я стал рабом.

– Ты не был свободным, – выпалил Дэвин.

– А я говорю – был! – огрызнулся Эрлейн, в гневе поворачиваясь к нему. – Возможно, существуют законы, которые меня ограничивают, и правительство, которое меня не устраивает. Но дороги теперь стали безопаснее, чем тогда, когда этот человек правил в Астибаре, а отец того – в Тигане, и я жил так, как хотел, и шел куда хотел. Вам придется простить мою бесчувственность, но я вам признаюсь, что заклятие, наложенное Брандином Игратским на имя Тиганы, не лишало меня сна по ночам.

– Мы простим, – ответил Алессан неестественно ровным голосом. – Мы все простим тебя за это. И не станем уговаривать тотчас же изменить свои взгляды. Но вот что я тебе скажу: свобода, о которой ты говоришь, вернется к тебе, когда имя Тиганы снова зазвучит в этом мире. Я надеюсь – может быть, напрасно, – что со временем ты будешь добровольно работать вместе с нами, но до тех пор принуждения, порожденного даром Адаона, мне достаточно. Мой отец погиб, и братья погибли у Дейзы, и цвет целого поколения вместе с ними, сражаясь за свободу. Не для того я вел столь опасную жизнь и столь долго боролся, чтобы позволить трусу принижать гибель целого народа и его наследия.