Дядя Папа

Засунув руки в передние карманы свитера и положив рядом с собой таинственный пакет, Сильвия ехала на окраину города.

Нужно было спросить тех парней, не знают ли они Бруно. Она уже довольно долго ничего не слышала о своем брате; знала только, что он не живет вместе с женой и тещей. Где-то шустрит... Но те парнишки — не его компания. Просто при деле. Вместо того чтобы попусту слоняться по кварталу. Она подумала о малыше Бруно: pobricito[303]. Прежде она дала себе клятву не реже чем раз в неделю добираться до Ямайки[304], чтобы его навестить, взять с собой на денек. Так часто, как хотела вначале, у нее не получилось, а в последний хлопотный месяц она и вовсе там не была. Теперь Сильвия повторила свою клятву, почувствовав груз семейной истории, губительного небрежения, от которого страдала и она сама, и еще прежде ее мать; и Бруно; и племянницы с племянниками. Сначала избаловать человека любовью, а потом бросить в воду — либо выплывет, либо потонет: хорошенький метод. Дети. Почему она так уверена, что поступит с ними иначе? И все же, казалось ей, у нее все будет по-другому. С Обероном она сможет завести детей. Иногда их духи обращались к ней с мольбой, чтобы она их родила; она их почти что видела и слышала; нельзя же сопротивляться без конца. Дети Оберона. Лучшего выбора не существует: добрейший из людей, во всех отношениях мировой парень, просто ангел: но все же. Часто он обращается с ней так, словно она сама еще ребенок. И иной раз бывает прав. Но чтобы ребенок стал матерью... Когда на Оберона находил этот стих, Сильвия (да и сам он) звала его Дядя Папа. Но он утирал ей слезы. Он подтер бы ей и попу, если бы она попросила... Что за гадкая мысль.

А если они состарятся рядом? На что это будет похоже? Двое маленьких старичков, щеки как печеное яблоко, морщинистые веки, седые волосы: переполнены годами и любовью. Мило... Ей бы хотелось увидеть его большой дом со всем, что там есть. Но его семья. Мать почти шести футов ростом, coño. Сильвия представила, как над нею склоняет головы ряд великанов. Красотка. Джордж говорил, они чудесная компания. Он не один раз терялся в этом доме. Джордж: отец Лайлак, хотя Оберон этого не знает, и Сильвия поклялась Джорджу молчать. Пропавшей. Как это случилось? Джордж что-то знает, но не говорит. А если у Оберона пропадет кто-нибудь из ее детей? Белые люди. Остерегайся, пока разгуливаешь у них на уровне коленей, глаз не спуская со своих деток.

Но если все это — не ее Судьба, или если она в самом деле убежала от своей Судьбы, отказалась от нее, отвергла... Если это так, то, как ни странно, будущее казалось богаче, а не беднее. Если хватка Судьбы разжалась, свершиться может все, что угодно. Не Оберон, не Эджвуд, не этот город. Видения людей и занятий, видения мест, видения самой себя теснились на границах ее убаюканного поездом сознания. Что угодно... И длинный стол в лесу, накрытый белой скатертью, с угощением; и все ждут; а на свободном месте в середине...