— Послушай, а что, если, — сказал Джордж. — А что, если это была Лайлак, но каким-то образом ее превратили в чудовище...
— Но она знала. Софи знала, что это не настоящая Лайлак.
— Правда? Кто ее поймет, что она знала, а что нет. — Воцарилось угрюмое молчание. — Женщины. Поди их вычисли.
— Чего я не пойму, — сказал Оберон, — это зачем они принесли ей эту тварь. То есть если это была такая грубая подделка.
Джордж смерил его подозрительным взглядом:
— Какие такие «они»?
Оберон смотрел в сторону.
— Ну, они, — произнес он, сам удивляясь тому, что слышит от себя это объяснение, — те самые, которые похитили настоящую Лайлак.
Джордж хмыкнул.
Оберон молчал, не зная, что еще сказать по этому поводу; впервые в жизни он ясно понимал, почему те, за кем он шпионил, так упорно держали язык за зубами. Считать «их» объяснением было все равно что не иметь никакого объяснения, а теперь он сам волей-неволей присоединился к заговору молчания; отныне он никому ничего не сможет объяснить, не прибегая к местоимению во множественном числе: «они». «Их».
— Ну ладно, — сказал Оберон наконец. — С двумя ясно.
Джордж вопросительно поднял брови.
— С двумя Лайлак, — пояснил Оберон. Он стал считать: — Я думал, что их было три: одна воображаемая, моя, и где она находится, я знаю. — Он чувствовал: она сидит глубоко у него в душе и слышит, что он ее упомянул. — Другая была фальшивая. Та, которую ты взорвал.
— Но если она была настоящей, только Как-то измененной... Да-а-а.
— Брось. Осталась одна, с которой неясно: настоящая. — Он взглянул в окно на сумерки, собиравшиеся над Старозаконной Фермой и над высокими городскими башнями. — Интересно.
— Интересно, — кивнул Джордж. — Дорого бы дал, чтобы узнать.
— Где, — сказал Оберон. — Где-где.
Грезя о пробуждении
Далеко-далеко, в дремоте; беспокойно ворочаясь во сне и грезя о пробуждении, хотя до него еще годы; нос чешется, рот зевает. Она даже моргала, хотя сонные глаза не видели ничего, кроме снов; среди весны ей снилась осень: серая долина, где в день путешествия аист, несший ее и миссис Андерхилл, коснулся наконец лапами