Эрме холодно пожал плечами и взялся за дело. Киэнну поручил снять чары с Фьёльреанн — ее пассивного участия в ритуале, по словам магистра, было достаточно, так что будить не требовалось. Зато настойчиво рекомендовал обоих детей погрузить в сон: мол, перенесут процедуру менее болезненно. Однако Ллеу опять уперся рогом и заявил, что желает видеть, что именно с ним будут делать. Вот уж чего он точно не утратил, так врожденного упрямства. Есть в кого.

Но когда тонкая материя потекла под пальцами, звериной хваткой впиваясь в более плотную, и зрачки Ллеу расширились от боли так, что заслонили всю грязно-серую радужку, точно лунный диск в час затмения, Киэнн все же едва не пожалел о том, что не прислушался к словам алхимика. И что вообще позволил что-то менять, не оставил, как есть. Вот только отступать было снова некуда. Как обычно.

Ллеу это тоже понимал.

— Все в порядке, пап, — чуть слышно прошептали окровавленные, но уже знакомые, прежние губы, когда жуткая трансформация завершилась. — Я же фейри. Меня… так легко… не убить.

Киэнн судорожно прижал к себе златоглазого мальчугана:

— Хорошо, что мама не видела, да?

— Да, Лу.

— Теперь она будет рада. Я знаю, я ей такой не очень нравился.

— Что будешь делать с марой? И подменышем? — как всегда беспардонно влез Эрме.

Мальчик, которому и вправду оставили что-то неуловимое от сида на память, тревожно спал. Фьёль в сознание тоже так еще и не пришла. Можно, конечно, просто поручить кому-то другому сделать эту часть работы… Какой бы она не была.

— Ты не отдавай его… этому… уроду, — тихо попросил Ллевелис.

— Будь спокоен, Лу, урода ждет ад, и очень жаркий. — Киэнн скрипнул зубами. — И не только потому, что я обещал это твоей сестренке Мэд.

Пожалуй, никому он это доверять и перепоручать не станет. Один человек во вселенной сегодня точно умрет страшной смертью, и сладостью этого убийства Киэнн не намерен делиться ни с кем.

— Отвезу обоих в Сенмаг. И заставлю Фьёль опекать мальчишку. Как минимум поддерживать финансово. Годиков через десять, может быть, пересмотрю ее приговор. — Он перевел взгляд с бесчувственной мары на Эрме, и, сам поражаясь своему хладнокровию, граничащему с равнодушием, поинтересовался: — Ты знал, что она — мать Аинэке?

Ведь, в конце концов, тот кошмар мог быть всего лишь галлюцинацией, бредом.

— Да, знал, — так же невозмутимо ответствовал алхимик. — Я же тебе чадо твое тайком и доставил под порог. Она сама очень не хотела отдавать.

— Почему не сказал? — едва ли не простонал Киэнн. — Почему не сказал еще тогда, или хотя бы теперь?