Ее тело приникло к моему, словно две половинки сошлись – наконец-то – в целое. Я поцеловал ее – второй раз с тех пор, как ее узнал, как узнал ее отважную душу. Она – самое лучшее, самое верное, что дано обрести мужчине в мире, полном коварства, тайн и Темного Зла.

Мы цеплялись друг за друга, и я готов был благодарить обрушившуюся на меня ярость матери. Потому что наше единство наверняка сильнее всего, что обратит против нас Пустыня.

Локон упал ей на щеку – я и его ласково поцеловал, ощутив аромат волос, словно вплетенная в косу цветочная гирлянда передала им свою жизнь. Ее ладони – легче пуха – снова лежали на моих плечах, и все же я чувствовал их сквозь кольчугу и кожаный подлатник – и всегда буду чувствовать.

– Керован, – чуть задыхаясь, выговорила она, – если, чтобы вот так привести тебя ко мне, требуются гнусные иллюзии, пусть являются почаще!

Я снова накрыл ее губы губами, в надежде, что она не видит меня насквозь. Потому что на несколько вырванных у времени мгновений я стал человеком – в полной мере человеком. Теперь же то, иное, что двигало мной, захватило меня крепче прежнего. Я целовал ее – но чувство ушло.

Она уперлась руками мне в грудь, высвободилась – и я сразу ее отпустил. В ее глазах было столько горя, что ее боль пробилась ко мне, уже теряющему способность чувствовать. Я больше не мог ответить ей, как мечтал, – да, несмотря на чары, я мечтал ей ответить.

– Ты… ты снова от меня ушел.

Она сказала это совсем тихо, и голос срывался, словно к горлу подступили слезы, и только гордость мешала им прорваться.

– Почему? Что во мне такое, что оставляет тебя холодным?

Она заломила обожженные солнцем, исцарапанные руки движением человека, дошедшего до края. Розоватый отлив ее перстня – даже его заливала тусклая серость.

Я отвернулся, не в силах видеть ее – ее светлого взгляда, прекрасных глаз, лица. Тот другой во мне еще бился за жизнь, и ярость этой борьбы сотрясала даже мое тело. Только у этого другого не было надежды. Я был обречен будущему, которого не желал и не понимал, в котором не было места Джойсан, потому что она, при всем величии ее сердца, не сумеет последовать за мной туда.

– Дело не в тебе – вовсе не в тебе, – хрипло выговорил я. – Не думай, что это из-за тебя. – Слишком жестоко было бы позволить ей так думать! – Это из-за меня – на мне лежит проклятие. Поверь, это правда. Верь мне!

Я заставил себя снова повернуться к ней лицом. Мне хотелось взять ее за плечи, трясти, пока не пообещает исполнить мою просьбу. Это ведь чистая правда – мне нечего было ей дать, а брать и брать, пока она не подернется пеплом, как кольцо на ее руке – не мной подаренное кольцо, – этого я не мог. Она должна понять!