– Джойсан! – настойчиво позвал я в третий раз.

Шар на ее груди потух, не было даже того слабого огонька, что обозначал его Силу. Выгорел? Неужели отважная защита от тасов окончательно его истощила?

А Джойсан? Чем обернулось для нее такое перенапряжение воли? Мне вспомнился ее рассказ: как она заставила грифона вывести ее из подземелья и как после того обессилела. С тех пор прошло совсем мало времени – что, если второй раз добил ее? Меня бесила собственная беспомощность. Джойсан в одиночку вывела нас из этой схватки с Тьмой – моей заслуги в том не было. И чем я теперь мог ей помочь – как утешить?

– Джойсан!

На четвертый оклик у нее дрогнули веки. Она вздохнула, но на меня не смотрела и не заговаривала. Мне подумалось, что кобыла недолго выдержит двойную ношу. За это время надо отъехать подальше, потому что на пони Джойсан сейчас не удержится. А останавливаться под тенью этих земляных стен – безумие. Тасы способны повторить попытку и со второго раза добьются своего. Надо прорваться сквозь эту расселину – если у нее есть конец, в чем я, поглядывая вперед, начинал сомневаться.

Я привязал мою госпожу к седлу кобылы – Джойсан легче меня, меньше отяготит животное. Мой вес пони бы не выдержал, но у меня самого были крепкие копыта – пусть выносят. Дорога под ними была совсем гладкой на ощупь. Я перешел на рысь и понял, что легко угонюсь за кобылой. Пони жался ко мне с другой стороны, а я держался рядом с Джойсан – боялся, как бы она не упала, если веревка ослабнет.

С виду казалось, что она крепко спит, покачиваясь лишь вместе с движением кобылы. Нехотя отрывая взгляд от нее, я посматривал на стены по сторонам. И вслушивался, ловя посторонние звуки за топотом копыт. Но ничего не слышал.

И вонь уже не била в ноздри. Однако если этим тварям повинуется сама земля, они сумеют нанести нам новый удар. За край дороги я не смел ступить.

Остаток ночи (это был не сон – сны мои казались больше похожи на явь, по крайней мере те, что осаждали меня в последнее время) наконец миновал. Я двигался как в бытность разведчиком, когда, застигнутый зимней бурей, должен был дотянуть измученное тело до лагеря.

Ноги при каждом шаге простреливала боль. Кобыла понемногу перешла на шаг, тяжело дыша, и пони приотстал, повесил голову. Но упрямо тащился за нами.

Мои потухшие глаза улавливали перемены. Стены понижались, уже не казалось, будто они достают до самого неба. Я приостановился, дал кобыле отдышаться. Нашарил у седла флягу и сделал глоток – от него еще сильней захотелось пить. Но мы захватили из лагеря одну эту флягу, а Джойсан тоже нужна вода.