Время от времени (надолго отводить взгляд от Керована я не решалась – не затерялся бы в этих странных местах) я оглядывалась по сторонам. Здесь было светло, хотя свет исходил не от факелов и не от фонарей. Мы шли по длинному проходу между громадными колоннами – думается, даже двое мужчин, раскинув руки во всю ширь, не смогли бы их обхватить.

Колонны эти были изрезаны знаками давно забытой речи – если эта речь звучала когда-то в моем мире (в чем я сомневалась). Над нами плавал туман – как настоящие облака, а впереди свет сиял ярче, и к нему-то, как мне казалось, направлялся Керован.

Он все ускорял шаг и наконец пустился бегом. Я, задыхаясь, спешила за ним, но меня задерживала слабость – слишком много сил выпил из меня шар. Когда острая боль ударила между ребер, я ахнула и едва не остановилась.

Я боялась, упустив Керована из виду, потерять его навсегда. Но знала, что разбить овладевшие им чары не в моих силах.

Вперед, вперед… Сияние впереди разрасталось. Теперь мне лучше видна была резьба на колоннах. Она ничего мне не говорила; если колонны сохранили послание великой важности, оно мне было не по уму. Пустыня полна чудес, добрых и злых. Здесь же обитала великая Сила, но я не ощущала в ней ни Добра, ни Зла. Есть ли третий путь – ни Светлый, ни Темный, – у которого свои собственные законы?

И вдруг новые звуки перекрыли стук наших подошв: пение, низкий рокот барабанов, из которого свободно взвился победный голос труб – и упал, затих.

А свет пылал все сильнее. Не на песню ли труб отозвалось его сияние? Я уже видела в его сердцевине помост, обращенный к нам заостренным концом. На этой площадке покоился длинный ящик из какого-то прозрачного вещества. грифон возвышался над ним, упираясь в ящик передними, птичьими, лапами, а когтями задних, звериных, впиваясь в пол. Серебряные крылья овевали крышку ласковым ветром, а из клюва лилась победная песня.

Керован остановился под помостом, пошатнулся. Вскинул руку ко лбу, как будто не мог понять, куда попал и что здесь делает. грифон не обращал своих пылающих глаз ни к нему, ни ко мне. Он пел, высоко вздымая голову. И в его песне мне все яснее слышалась нота мольбы.

Керован медленно шагнул на помост и скорее упал, чем опустился на колени, обхватив ящик вытянутыми руками и уронив голову. Казалось, он сдался, будучи ни на что более не способен. Но и грифон склонил увенчанную гребнем голову, и его страшно заостренный клюв…

Я хотела крикнуть, предостеречь, но крик застрял в горле, губы не размыкались. Хлестнув бичом воли непослушное тело, я заковыляла к Керовану. Если он беззащитен перед этим хищным клювом, может быть, я сумею его защитить? Заключенный в шаре, грифон мне служил. А свободный?.. Я не знала – оставалось только надеяться.