Я видел, как шевелятся ее губы, но слова слышал разумом. Это мысленное послание было наполнено таким чувством, что растворило объявшую мое сердце черноту.

«Новый день, новая встреча…»

Краткий миг моего единения с женой нарушил Галкур (если это был Галкур). И голос у него был глубокий, богатый и, как мне подумалось, предназначенный обольщать. Он говорил вслух, не прибегая к мысленной речи.

Нивор с Ландислом не ответили. Получеловек усмехнулся. Эта улыбка, если не видеть того, что лежало ниже, убедила бы любого сомневающегося.

Шевельнулся ли я, или он заранее обдумал, как потянуть за связующую нас нить?

– В странном обществе я тебя вижу, сын мой.

Последние два слова он выделил особо.

Печать на моем теле, может быть, вечное мое проклятие. Я был замаран Тьмой – не эта ли истина вышла наконец на свет? Меня одолевали жестокие сомнения в себе.

Нивор поднял посох. Тонкий стволик протянулся передо мной преградой. Я попытался вытащить руку из руки Джойсан. Вот она, правда. Я – одной крови с Темным. Как они не видят? Честолюбие матери, воля этого Темного Владыки – они испортили меня с рождения. Оставшись с ними, я принесу поражение своим друзьям. Невольный враг в их среде, я стану ключом, который откроет путь в их твердыню.

– Только если поверишь… примешь… эту ложь. Выбор за тобой, Керован.

Джойсан. Она не отпускала мою руку, держа ее и меня в плену, прижимая к груди, как – я много раз видел – она обнимала шар с грифоном.

– Оставь при себе жену, если желаешь, сын мой. – Снова эта обольстительная улыбка. – Кто же захочет разлучить преданных влюбленных?

Это была издевка. Я сжал другую руку в кулак. Но, да простят меня все Силы, что-то во мне отозвалось ему. Зачем мне эта девчонка из долин, когда я, стоит пожелать, могу призвать к себе любую?

Картина неторопливо возникала в моем сознании, прояснялась, становилась подробнее. Она рисовала меня кобелем, таскающимся за сучкой в период течки. Грязная картина, и меня приглашали вываляться в этой грязи. Джойсан – не часть меня!

Я вырвал у нее руку с такой силой, что она покачнулась. Грязь просачивалась в меня, марала такой дрянью, что я, лишь бы избавиться от нее, готов был сорвать с костей собственное мясо.

– Подойди.

Он поманил меня. Столько колдовства было в этом единственном слове, что я задрожал всем телом. Что мне еще оставалось? Родичу место среди родных.

Я закусил губу и не почувствовал боли, хотя кровь потекла по подбородку. Я сжал кулаки. Во мне частица этого чудовища, значит я должен оставить тех, кто чист телом и душой.

– Керован!

Я мотнул головой.