– Цела?

Голос мой резанул слух мне самому.

Она повернулась ко мне: лицо осунулось от усталости, глаза – две тусклые искорки в кругах тени, полные губы плотно сжаты.

– Все хорошо, но минутка отдыха не помешала бы. Мы, кажется, целую вечность на ногах, Керован.

Я с изумлением заметил, как далеко к западу ушло солнце. А из Анакью мы вышли утром, вскоре после рассвета. Как это я забыл о времени? Остановившись, я бросил взгляд на пройденный путь.

Анакью лежала посреди большого озера – одного из многих в кружеве вод, раскинутого по зеленым лугам. Напрягая зрение, я различил далекий голубой блеск среди зелени. В самом деле, далеко ушли.

Джойсан, упав на колени, рылась в своем мешке. Достала флягу, напилась воды – явно считая глотки. Я присел на корточки рядом. Мы молча разделили лепешки и несколько горстей сушеных фруктов. Впервые с начала пути я опомнился настолько, чтобы оценить наш путь взглядом разведчика.

Мы поднимались по длинному пологому склону без тропы. Пока шагалось довольно легко, под ногами была слежавшаяся за зиму трава. Весна еще не пробралась от Анакью на эти возвышенности. Тени на облаках пугали бурей. В бледной синеве неба пролетали птицы, большей частью черные, только кончики крыльев иногда взблескивали пурпуром. Я таких птиц прежде не видел, но чувствовал, что они заняты своими делами и не служат Тени, не шпионят за нами.

Мне полегчало, тяга снова чуть ослабла. Пугавшие меня северо-восточные горы почти скрылись за горизонтом. И во мне снова воспрянула надежда – неужели я ушел от этого зова? Или это очередная обманчивая передышка?

Когда я в последний раз был просто Керованом, когда меня не мучили влечения сверх влечений обычного мужчины? Ко мне вернулся – чрезвычайно живо – обрывок воспоминания. Я покраснел и стал рыться в мешке, пряча лицо и мысли от Джойсан.

Потому что она участвовала в том воспоминании. В ту ночь я ложился в постель цельным человеком (как будто меня еще можно назвать «цельным»). А когда проснулся под утро, та волнующая, требовательная инакость, что жила во мне, дала мне свободу, сняла оковы. Некая важная часть меня, доселе связанная, теперь сбросила все цепи. Джойсан трясла меня, волосы ее рассыпались, ее скульптурные груди под тонкой рубашкой вздымались от частого дыхания, словно она испугалась за меня. А потом… Стоило вспомнить, как руки отчаянно стиснули грубую мешковину. Дальше воспоминание стало обрывочным, смутным, как сквозь густой туман. И все же не могу отрицать, что мои руки и губы потянулись к ней, и я, свободный от другого, в котором со страхом подозревал Темного, яростно овладел ею – моей нежной госпожой. и чтобы с ней – вот так!..