Она жадно смотрела на ребенка, и во мне снова всколыхнулась боль, для которой я не знала названия.

– Я назову его Акар, – прошептала она.

Я как раз уложила Акара рядом с матерью, когда на причальной лесенке прозвучали шаги. Это вернулись муж Утии Рани и ее сестра Талма. Понимая, что теперь Утии нужнее всего отдых, уют и добрые слова родных, мы с Цвайи ушли. Нам вслед летели неуклюжие, но шумные благодарности Рани.

Мы взялись за весла и направили шаткую лодчонку к дому Мудрой. Сидели бок о бок и устало молчали. И если меня познабливало, то не от утренней прохлады, а от воспоминания о мрачном предсказании Цвайи.

– Я видела, как ты держишь ребенка, – заговорила вдруг она. – В тебе живет пустота, госпожа моя, да это и неудивительно. Пойдем завтра со мной в Святилище Гунноры – попроси у нее дитя.

– Не могу. – Я уперлась взглядом в каменный столб, поддерживавший наше временное жилище.

– Почему?

Я поняла, что не в силах взглянуть Цвайи в глаза.

– Потому что… из-за мужа.

– Почему, Джойсан? – В ее вопросе прозвенел вызов. – Любой, у кого есть глаза, видит, что он человек. Наверняка его… отличия не мешают ему… – Она запнулась, не найдя подходящего слова, и тоже вдруг потупила взгляд.

Я сухо улыбнулась ей:

– Нет, сестра, дело совсем не в том. Мой господин действительно человек и при всех, как ты их назвала… отличиях очень приятен моему взгляду. – Я глубоко вздохнула, погружая весло в серо-зеленую воду. – Нет, я говорю о тревогах, которые временами ложились на него за время наших странствий по Арвону. Сейчас они снова его мучают – и больше прежнего. Я боюсь – не могу сказать чего.

– Эти тревоги создают между вами стену?

– Не я ее строю. Но хотя Керован молчит, я знаю, что ему страшно, и этот страх нас… разделяет.

Цвайи бросила на меня короткий понимающий взгляд. Она, конечно, поняла и то, о чем я не сумела сказать открыто: что муж мой уже месяц не был мне настоящим мужем.

Горе встало в горле привычным комком. Он, что ни ночь, либо притворялся спящим, либо изобретал самые неправдоподобные предлоги, чтобы уйти. Мне хотелось спросить, в чем дело, но несколько моих робких попыток утонули в мучительном молчании, и внутреннее чувство говорило мне, что такие расспросы причиняют ему непонятную мне боль.

Если только… Я вспомнила последний раз, когда мы сходились сердце к сердцу, и рука моя стиснула выглаженное ладонями весло.

Я проснулась до зари: он метался во сне, его лицо опять тревожно изменилось, я была уверена, что эти перемены обозначают послания – только от кого?.. Или от чего?

У меня бешено забилось сердце: что, если этот другой не отпустит больше его разум и душу? Я встряхнула мужа за плечи. Его глаза… глаза, по которым я когда-то прозвала его «лорд Янтарь», – открылись, взглянули на меня.