– …Пора покончить с этим, – сказал мозг Бернхема. – Наши хирурги будут здесь с минуты на минуту. Но знаешь, нет худа без добра. Ты оказал нам огромную услугу. По крайней мере, ты прожил жизнь не зря.

В моей руке что-то было. Серебряный складной нож. Я все это время держал его в руке.

– Ты, наверное, хочешь, чтобы тебя похоронили рядом с мамой. Но транспортные расходы в этом году резко поднялись в цене. Ты уж прости. – Мозг Бернхема бурлил от электростатического смеха. – Кстати, чем там мы ее жахнули, напомни? Печеньем™?

– Картофельными шариками™, – напомнила Уитни и начала вводить длинную последовательность цифр, которая откроет бункер. – Забавно, но ей даже не нравились Картофельные шарики™.

Сделав два шага, я оказался над ней. Я схватил эту сучку за голову и провел ножом по ее горлу, позволив крови растечься по всему ковру.

– Забавно, – эхом отозвался я. Это единственная хорошая черта в богачах: у них кровь идет точно так же, как и у всех остальных.

51

51

По правде говоря, я не большой поклонник Западного побережья. Любое место с такой расчудесной погодой, по ходу дела, пытается этим компенсировать какую-нибудь срань.

Как только остатки жизненных сил Уитни Хеллер утекли через вены Марка Дж. Бернхэма, раздался мощный взрыв, и у меня подкосились колени. На долю секунды свет погас, а затем генератор снова запустил питание. В таких объемах, что мозг, подключенный к четырем дюжинам компьютерных мониторов, смог кричать, и Бернхем закричал.

– Ах ты сраное ничтожество! Теперь ты по уши в дерьме, сукин ты сын. Ты хоть представляешь, что ты сейчас наделал? – Теперь, когда он разозлился, его безупречный стиль облез и обнажил манеры уроженца побережья.

Даже с другой стороны штор я мог сказать наверняка, что Уитни действительно открыла двери в бункер. Мне сообщил об этом гром приближающихся шагов.

– Я сдеру с тебя кожу слой за слоем, я свяжу тебя твоими собственными кишками. Я отрежу тебе член и украшу им рождественскую елку…

Несмотря на всю его болтовню о миллионах тел, я мог сказать наверняка, что он отдал бы все за одно-единственное, и за кулак, чтобы избить меня до кровавых соплей.

– Не думаю, – ответил я. Затем послышались отзвуки голосов. Дружелюбные акценты[168], слегка более мягкие, чем жесткая вокальная шрапнель русских.