Но было слишком поздно. Я наконец добрался до штор и обнаружил, что узкая щель между ними почти приподнялась, чтобы встретиться с моими пальцами, будто все это время только этого и ждала.

Я сделал глубокий вдох. Мне представилось, что вместе со мной вздохнула сотня скрытых динамиков.

Затем я прошел через шторы.

50

50

В наше время людям удалось создать умные вирусы и модифицированных слепых креветок, чтобы фильтровать химические отложения в Чезапикском заливе. Людям удалось заставить комаров доставлять вакцины с каждым укусом, научить роботов уделывать вас в шахматы в любой день недели. Чего людям пока не удалось сделать, так это научиться создавать вещи, которые бы приносили нам всем бабло.

В реальной жизни гигантский мозг оказался мозгом вполне нормальных размеров.

Но, будучи подключенным к расщепленному позвоночнику тысячью тонких, как нити, проводов, плавая в амниотической мгле, в аквариуме, который удваивал мое отражение на своей поверхности, и, возвышаясь, словно покалеченное солнце, над благоговеющим городом из серверов, жестких дисков, командных модулей, как новейших, так и устаревших, он казался в три, даже в четыре раза больше обычного.

Не знаю, сколько я там простоял. Оказывается, время летит незаметно, когда гигантский бестелесный мозг у тебя на глазах пульсирует от мыслей сквозь сотни тысяч соединительных кабелей и богатый питательными веществами раствор цвета концентрированной мочи.

В конечном счете я не смог придумать ничего лучше, чем просто спросить:

– Что это за херня?

Мозг загорелся неоновым светом, что бывает у светлячков-мутантов, которые буквально взрываются при виде мухобойки.

– Я бы пожал тебе руку, но… – Ей-богу, если мозги вообще умели пожимать плечами, то этот точно умел.

Преобразование электрохимических импульсов в машинный код, а затем в человеческий голос не обошлось без алгоритмической подстройки: голос, который звучал сейчас, был наполнен скрипучим акцентом Старого Нью-Йорка, жесткого места, где большие деньги крутились в очень грязных руках.

И я это знал.

– Бернхем, – догадался я. Через долю секунды я был уверен: это массивное глобулярное скопление нейронов и было Марком К. Бернхемом, который все это время был жив – или наполовину жив, в зависимости от того, как на это посмотреть.