– Волчий корень, – сказала Сидра и закинула погремушку на середину пруда.
Тибо не мог пошевелиться. На середине пруда по воде расходились круги. Но под ивой время застыло, а воздух замер. Как только Мириам научилась бы хватать, она тут же сунула бы погремушку в рот. И умерла бы в жутких муках. И откуда вообще взялась эта погремушка? Кто положил ее в люльку? Почему она не сгорела со всеми прочими подарками? А Сидре – всегда такой холодной, жесткой, держащейся на расстоянии, той самой Сидре, которая с детства открыто ненавидела Тибо и всегда готовила к трону Жакара, воспитав из него тирана, жаждущего власти, – с чего ей вдруг спасать наследницу престола?
Ценой невероятного усилия Тибо выдержал ее невыносимый взгляд. Теперь он видел ее в совсем другом свете. Она выросла в Гиблом лесу. Она – из мира волков и колючих зарослей. Гранитный голос, пальцы как ветки, глаза – ягоды можжевельника. Она умеет левитировать. Лес поселился во дворце. За тайной вставала новая тайна, еще загадочнее прежней.
– Ты знаешь, – заключила она.
Тибо окаменел. Как она узнала, что он знает?
– Всегда оглядывайся, – проговорила Сидра медленно, будто преодолевая боль. – Смотри вперед, смотри назад, смотри вокруг, защищай свою дочь, защищай свою жену. Постоянно, Тибо. Каждый день.
Она удостоила его реверанса, что было совершенно немыслимо, потом обратилась к Эме:
– Ваша принцесса станет величайшей королевой Краеугольного Камня. Так говорят звезды.
Эма открыла рот, но не проронила ни звука. Если Мириам заберет Лес, ей никогда не быть королевой. Но Сидра уже повернулась к ним спиной.
Из другого конца сада за ними пристально наблюдали Матильда с Шарлем. Казалось, под ивой происходило что-то важное, но они смотрели только на свою дочь. Свое дитя, свою кровинку… Они слишком растрогались, но боялись давать чувствам волю. Теперь, глядя издалека, они находили в ней едва заметные черты прабабушки, дяди, двоюродного брата. Хотели пойти за ней, но не могли сдвинуться с места. Они – единственные, кто заметил, что она не свернула к Северному крылу, а направилась прямо в сторону кухни, куда прежде еще ни разу не заходила. У самых ее дверей она обернулась. И посмотрела на Шарля и Матильду суровым, тяжелым взглядом. Им показалось, будто она ткет вокруг них невидимый кокон из всего несказанного, из всего, что сближало и отдаляло их, – потерянное детство, стволы деревьев…
Сидра едва заметно кивнула, и чары распались; она спустилась в кухню. Через какой-то миг оттуда хлынули вереницей трудившиеся за плитой работники. Мясник вытирал руки о фартук, кондитеры снимали колпаки, отирая пот со лба, шоколадник облизывал пальцы, булочница Сабина, прихрамывая, замыкала процессию. Марта пересчитывала подручных, водя поварешкой. Увидев, что они оставили свой пост в самый разгар приготовления десертов, Манфред ринулся к ним на ослабевших ногах.