— Тебе будет больно. Металл подавляет Дерево, ты это знаешь, — заговорила Лан хрипло. Нагиль кивнул. В словах шаманки звучало привычное «моджори-ёнг, ты погибнешь, пытаясь», но он уже принял решение и не стал спорить с ее немыми укорами.

— Если она не захочет очнуться, то превратится в имуги окончательно, — продолжала Лан. — И поглотит Дракона в тебе, высосет до дна. Ты умрешь.

Он умрет в любом случае. Сейчас или позже — не имеет значения.

— Но если она сумеет вернуть себя… Если выберет себя…

— Делай, что должно, Лан, — тихо сказал Нагиль и лег на нагретый своим теплом камень, повернувшись лицом к бессознательной Сон Йонг. Его взгляд уперся в змеиный хвост, стало тошно. Пока Лан бормотала свои заклинания, Нагиль протянул руку и схватил изуродованные обращением руки девушки своими трясущимися пальцами. Они лежали на голом камне перевернутыми фигурами.

— Инь, — сказала шаманка, опуская на бок девушки кошачий камень. — Ян. — На шею Нагилю лег горячий турмалин.

Все, что он знал, — он не должен кричать. Если шаманка предупредила его об этом, значит, боль будет нестерпимой.

Нагиль зажмурился, вцепился в холодную ладонь Сон Йонг — четыре когтя, один мизинец — и воззвал ко всем духам, чтобы те дали ему сил и терпения.

А потом Лан запела хриплым надрывным голосом, вплетая в слова древнего языка и молитву, и старые заклинания, и вокруг камня поднялся ветер и заплясал огонь. Когда Сон Йонг открыла глаза и закричала, Нагиль почувствовал, как с него живьем сдирают кожу. Он сцепил зубы, прокусил губу до крови — и все-таки не выдавил из себя ни звука.

Поднимался ураган, бурлила рядом река, нечеловеческим, звериным голосом завывала Лан. Сон Йонг вцепилась в тело Нагиля когтями и распахнула рот с раздвоенным языком, намереваясь проглотить его сразу и целиком.

Сон Йонг, отчаянно думал Нагиль, пока она вытягивала из него и кровь, и силы, и саму душу.

Йонг.

— Помоги-и-и, — захрипело в агонии над самым ухом Нагиля существо — почти человеческим женским голосом.

Он открыл глаза, все еще не чувствуя собственного тела от боли, безграничной и бесцветной, и увидел лицо Сон Йонг, широко распахнутые глаза, влажную липкую кожу на лбу и скулах. У нее были человеческие зрачки — круглые, занимающие почти всю радужку.

— Вернитесь, госпожа Сон Йонг, — сипло выдохнул Нагиль. Вернитесь ко мне.

Она рвано втянула ртом воздух, пахнущий всеми травами одновременно, и дымом и гарью, и кровью и кислым потом, — и из ее настоящих глаз полились слезы.

— Забери его, — взмолилась она, — забери, мне больно.