На юге сказка, важная седому парню, старой валге и черному одинцу, далась мне очень дорого. Я так мучительно пробивалась в студеную белую зиму, что кровь пошла носом. После я едва добрела до южной опушки. Не будь я «зеро», когда все увидели девочку мёртвой… сказочка закончилась бы инсультом для надорвавшейся Эли.

А так… я держалась из последних сил и упрямо волокла полудохлую историю к счастливому финалу.

После слов «и жили они долго и счастливо» меня вычистило и вырубило. Впрочем, я быстро очнулась. Постучала зубами, малость повыла. Кузя перепугался, сиганул в пропасть и оттуда, со дна, приволок здоровенный кусок порванного в клочья парашюта. Укутал меня. Хвост — он почти что руки…

Я согрелась, но всё равно дрожала и рыдала, как умалишённая. Кузя выл. Старая валга смаргивала слезинки. Теперь я знаю точно: да, она потеряла щенка. Даже не такого, как Кузя, всё гораздо хуже — на юге злодеи убили маленькую принцессу… И седой парень уронил слезинку. Он потерял сестру, похожую на мою Мари, она тоже часто мёрзла, а еще она умела улыбаться, как солнышко…

Все выли и стонали, и это было вроде как хорошо: нарыв старой боли по-настоящему лопнул, гниль недопонимания и лжи сошла. Но мне делалось хуже и хуже. Я отчетливо поняла то, чего тощий седой упрямец не сказал вслух и даже не подумал украдкой. Но через обмороки и боль — я приняла и поняла.

Десять лет, десять! Он все эти десять лет знал, кто виновен в смерти сестры, он смог понять, что это не был злой умысел, что приключилась ужасная, непоправимая ошибка. Он знал правду с самого первого дня. Только не знал: что делать со своим знанием, которое тяжелее камня на шее?

— Идиот! — наорала я на умирающего.

Не стала даже заново проверять его пульс. Меня колотило, я бы не нащупала. Вдобавок, когда так плохо, остается только орать. Орут и сидят сиднем слабые. А сильные сжимают зубы, молчат и делают… непосильное. Так что парень молчал, а я орала за двоих.

— Недоумок! Люди не делаются бессердечными, отдав сердце. Для людей худшее — держать душу в тепле. Тёпленькие выродки не знают, что такое настоящее тепло. Я тут сдохла от усердия, а ты не понял мою сказку! Тупой идиот! Ты десять лет не убивал тех, кто ошибся, так хоть теперь прости уже их, себя, вообще всех! Живые дышат, а мертвые гниют. Ты живой. Твое дело дышать… А Ларкс и прочие тёпленькие гниды — они гниют, даже когда делают вид, что дышат… Уф.

Как ни странно, седой внимательно выслушал меня. Даже голову склонил, чтобы внятнее различать вопли. Хотя вряд ли он понимает славь в её Пуш-версии. И ладно. Я орала для себя. Пыталась криком прогнать свой личный страх. Вроде бы у предков это называлось «кричать в колодец».