Закончив с делами, Сим обернулся и внимательно глянул на Арину. Сейчас — он не сомневался — тьма поднялась в её душе высоко. Настоящий паводок страха и обиды. Плыть или тонуть, ждать от мира справедливости к себе или принять мир неудобным, содержащим Смертень, валы гроз и тучи жора? Признать, что несправедливый мир более могуч, чем любой из людей, что даже брат-атаман не заслонит от бед… И найти в этом мире свое место, свой способ жить. Свой стержень.

Сим подбросил на ладони последнюю порцию сонного снадобья. Примерился и отделил комочек, как раз на двое суток сна для девочки лет двенадцати…

— Решила?

— Я ведь… ведьма, — жалобно выдавила Арина. — По живому… я. Вот. Ты без меня… не с-справишься. — Арина зажмурилась и закричала громко, протяжно, совсем не заикаясь: — Ты должен был так сказать! Чтобы мне проще. Чтобы не страшно. Знаешь, как страшно? Дурак каменный! У тебя даже голос не дрожит. Ты совсем дурак!

— Если тебе станет проще, я скажу, — атаман сел рядом и стал смотреть в степь, в непрестанно пляшущий смерч, созданный тенью огромной скалы. — Мне очень страшно. Но дурное приключалось на моей памяти много раз. Я привык. Все по-разному привыкают. Вот Ганс: он делается веселым. Старик же делается вредным. Как ненормальный, носится со своими шахматами и пилит всех упреками. А моя жена готовит лепешки. Изводит всю муку, что найдется поблизости. Месит и месит… Она слабенькая, весной её лихорадит. Но лучше не лезть ей под руку в такое время.

— А я? — осторожно спросила Арина.

— Не знаю пока. Тебе было страшно при мне всего-то раз, у стен города. Тогда ты молчала и сглатывала. Может, тебя просто тошнило от голода? Сейчас ты злишься и нажимаешь подушечками больших пальцев на суставы других пальцев, до щелчка. Либо привычка, либо так советует твой дар, который пробует проснуться. Ну, есть еще мысль… — атаман шире улыбнулся, — тебе просто хочется придушить одного дурака.

Арина опустила голову и долго наблюдала за своими пальцами. Они, похоже, и впрямь двигались без участия воли. Девочка смотрела, на её скулах натягивалась кожа: она сжимала зубы до судороги, до скрипа. Сглатывала, расслаблялась, хватала ртом воздух — и снова перемогала страх, который вроде ветра — налетает шквалами…

— Наверное, ты не спал всю дорогу, — вдруг сказала Арина внятно. — Я не помогала на привалах. Сил не вливала, не пыталась понять, жив ли мой дар. Я обуза. Ты предупреждал, помню. Но, даже будь я толковая ведьма, что с того? Энлиль… он убивает всех. Он сильнее богов. Он сумеет и их сожрать.

— Ну, в степи всё еще имеются выжившие, — рассмеялся атаман и сразу стал серьезен. — Я слышал от бабушки описание работы ведьм и сам видел, как они помогают. Ты ведьма, попробуй вот так сложить ладони и представить спокойное пламя, мягкое тепло… Затем мысленно защищай покой и тепло. Если справишься, выживут те, кто близко. По числу спасенных станет ясно, велика ли сила дара. Да уж, кочевье и Смертень… Представь на миг, что тут, под скалой, был бы весь мой род. Тогда я обязан был бы распределять места. Кого посадить ближе к ведьме, а кого дальше? Заранее, до смерти, отделять живых от обреченных. Ты не видела меня в таком окончательном страхе.