— Ага. Ну да, — дед повеселел. — Так жалеть надо его, а не тебя?

— Дед Слав, ты хитрющий старик, а вовсе не добрый гриб-лесовичок, в красной шапочке сморчок. Ужас-ужас.

— Повтори, — дед резко, на ощупь, сунул кружку в сторону — любому, кто подхватит. Подался вперед. — Гриб? В шапочке?

И я сдалась. Рассказала три сказки про Маришку и лесовика, выудила из памяти обрывки стиха. Судя по выражению лица деда, удивить я умею. Почти до сердечного приступа. Закончив со сказками, я покосилась на Мая. Определённо, пока он держит меня за руку, умеет понимать мои слова, настроение и мысли. Для него история про лесовичка — самое то. Май в душе ребенок.

— Да-а, — протянул дед. — Надобно глянуть на твою сестру. Познакомишь?

— Мари очень хороший детский врач, — доверительно сообщила я. — То есть будет врач, лет через… э-ээ… пять? Я на всяком осмотре хищно ловлю пузатую мелочь, а к ней дети липнут добровольно. И рассказывают, что болит. И пьют горькое лекарство. Вот!

— Вот, — дед покосился на Мая. — Будь по-твоему. Начну его жалеть, ежели где замечу. Или всем жалеть его надобно?

— На кой мне сдались все? В болоте деда Пётра, в лесу ты. Невесть где Кузя, в башке Алекс… еще Мари. Ну и, конечно, Май. Везде Май.

Пока я изливала душу, Май встал и обернулся к югу. Долго смотрел в густые сумерки, щурился, наклонял голову. Затем высвободил руку и нагнулся, уложил мою ладонь, будто боялся уронить. Виновато пожал плечами — и сгинул.

— Когда он отоспится? — буркнула я, замечая, как тускнеет настроение.

— Лет через пять, — дед серьезно кивнул: — Да, именно пять… Как новый Эт из пещеры выйдет, как силу набирать зачнёт, малость раздышится твой Май. Однако ж не серчай, и тогда он не уймется.

Мы помолчали. Знакомый ловчий передал мне плошку с ужином. Я громко, для всех, извинилась за свои крики — «убью» и прочее такое же глупое. Меня извинили.

Наверное, я совсем недолго бродила по лесу. Никто даже не заснул, костры не погасли.

— Хочешь ткнуть скакуна в нос? — предложил дед, когда я доела.

Я сразу согласилась. Получила яркую картинку звериного здоровья… и рухнула в обморок, почти ничего для скакуна не подправив. Он уже не молод, но вполне здоров.

Очнулась перед рассветом, на меховом ковре, под легким одеялом. Уставилась в высокое небо за занавесью косматых крон. Сиреневое, густое… утыканное бледными утренними звездами, как волосы Лоло — заколками. Мудрый дед велел устроить меня в стороне от общего лагеря. Верил, что наконец-то успокоюсь, перестану чудить.

Кстати, лагерь уже полностью свёрнут. Скакун фыркает и переминается, хочет прогуляться. Завтрак в виде куска творога и ломтя лепешки ждет меня на борту возка.