Щенок закончил изливать плач, фыркнул и побрёл прочь. Наверняка мама велела ему не вмешиваться, — мельком отметил Сим и глубоко вздохнул.

Наконец-то он остался один! С каждым шагом двигаться делалось легче и легче. Атаман пританцовывал, чуть покачивался влево-вправо. Он не мешал телу плыть в Ночи, не мешал душе впитывать дикую и терпкую радость тьмы.

Ущелье взорвалось грохотом и рыком, загудело, переполнилось шумом! Под ногами, сбоку, за спиной теперь часто щёлкало и взвизгивало. Свистело, трогая волосы или обдавая жаром щёку. Сим прикрыл глаза, глубже погрузился в Ночь. Он играл с тьмою, и тьма играла с ним. Это было захватывающе. Тело словно бы просыпалось, делалось иным, настоящим. Подходящим для Ночи.

Первый враг ближнего боя выпрыгнул из укрытия слегка неуклюже. Он был обречён на поражение со своим мечом предков, таким тяжёлым, что замах длился и длился. Сим прянул, вплотную сошелся с рычащим здоровяком. Мельком отметил: противник на голову выше, ростом с Ганса.

Ножны клинка Муромасы со щелчком снялись с пояса и остались в левой руке. Черные, матово-тусклые, созданные Алексом под руку атамана… Сталь выскользнула из них и проснулась. Узорчатая и холодная, как змея, она ужалила врага один раз — снизу-сбоку, под пластину защиты. Атаман посторонился, пропустил труп здоровяка… И двинулся дальше, пританцовывая. Его ждали новые враги — еще живые.

Рассудок утекал по капле, как кровь… Чужая кровь на руках, на одежде. Рассудок утекал, но пока атаман еще мог понять, что ущелье — великолепно подготовленная ловушка. Оно узкое, оно полностью простреливается древним оружием предков. Не спрятаться. Оно зажато скалами, а по верху с обеих сторон нависают камни, готовые рухнуть обвалами в нужное врагу время. А еще ущелье особенным образом отражает и усиливает звук. Здесь гуляет сложное эхо. Значит, привычные к этому месту ведьмы способны проклинать с удесятерённой силой, почти не уставая.

Миновать смертоносное ущелье и войти в пещеры красные муравьи постарались бы завтра. И оплатили бы свое решение кровью. Очень, очень дорого. Здесь можно положить всю сотню Ганса, и не одну её…

Сим оскалился и негромко взрыкнул. Тьма личной Ночи была холодной и глубокой. Сим спускался в ущелье — и в Ночь. Шаг за шагом. Сим уже не сомневался, не сожалел о том, что натворит до утра и что услышит о себе позже, днем.

Ущелье десятками глаз следило за безумным одиночкой. Ловило его в прицелы. Примерялось к его шагу, чтобы спустить обвалы ему на голову. Перебирало созвучия, чтобы проклясть сразу и наверняка. Но атаман Сим шел — и, как в любую свою Ночь, знал заранее и без ошибки каждый взгляд, каждый шепот, каждый камень обвала.