Пальцы погладила рукоять, сжались в боевой захват, быстро и точно показали тот самый удар. Любимый! Атаман едва удержался, чтобы не начать объяснять вслух, что охота загоном — не забава, а игра со смертью. В голодный год непросто настичь отощавшего, легкого буй-быка. Надо прыгнуть точно на загривок и удержаться, а после есть лишь миг, чтобы остановить сердце, иначе бык покатится кубарем, сомнет врага… Сим покаянно вздохнул и молча сменил хват на мирный, для нарезки мяса.

— Я тебе не мышь!

Старший из горожан крикнул и сделался ярко пятнист, Сим даже испугался за его рассудок. Губы белые, в двух местах прокушены… шагает, как слепой. Шатается, но упрямо приближается. Рухнул в гусиную траву, отшиб себе копчик. Больно — вон, слезы из глаз. Но снова ползет, упрямый! Сел по другую сторону от вьюка, совсем близко — на расстоянии вытянутой руки. Сел и дрожит. С третьей попытки только и смог цапнуть ломтик мяса… который сразу выпал. Был подобрал и снова упущен. — Я не мышь! А ты и вовсе непонятно, кто!

— Сим, — атаман вежливо поклонился. — Ты слышал мое имя тогда, у стен города.

— Калим, — сквозь зубы процедил горожанин. Со свистом выдохнул. — Кроп! Шея затекла. Вызови уже своих из засады. Мне кажется, вот-вот в спину ударят. Не могу так.

— Кто выдумал, что в степи все и всегда — толпами? Ближние нагонят меня позже. Такие, как я, редко… толпятся, — Сим искоса глянул на людей за спиной Калима. — Еще раз скажу. Я Сим, тот самый Сим, отчий атаман степи. И я давно учуял лаванду.

Трое горожан за спиной Калима остались безучастны к сказанному, зато четвертый дернулся и бросил тоскливый взгляд на дальние, густые заросли камыша…

— Ты шалва, — Сим указал на смуглого юношу с внешностью, весьма обычной для жителя Самаха. — Сперва я подозревал его и вот его. Но ты выдал себя. — Сим подался вперед и прорычал: — В глаза смотри! Ты шалва, ты знаешь закон. Вот мой клинок. Предки отковали его, когда были дикими, как я. Очень давно. Предки вложили в стальной стержень яростную человечью душу. Мурамаса имя ему, он жаден до крови. Он ищет в людях тьму, чтобы вскрыть её нарыв и через наказание освободить повинного. Нет в тебе вины, рука не потянется к рукояти. Но если есть…

Договаривать Сим не стал. Он держал взгляд шалвы, как натянутый аркан! Парень дышал хрипло, кусал губы, не мог даже пошевельнуться. Страх заменяет внушение. Это еще бабушка знала. Он, Сим, запомнил и научился использовать, пусть редко. Неприятно унижать людей, опасно целиком обнажать их слабость. Но сейчас — нужно.

Зашелестела древняя сталь, покинула черные ножны. Сизый узор лезвия под солнцем лоснился, как шкура змеи. Атаман медленно поднял клинок и установил между собой и шалвой, чтобы взгляд того переместился на оружие.