Раб некоторое время боролся с собой, затем крикнул и резко опустил руку вдоль лезвия, вспорол запястье глубоко, не жалеючи… Брызнула кровь, и сразу шалва громко, пьяно расхохотался! Икнул — и сник.

— Рану надо обработать, — посоветовал Сим и глянул на ближнего Калима.

Городской страж кивнул, метнулся в болотные заросли, притащил мешок и начал рыться, добывая нужное для лечения. Тем временем Сим протер клинок, убрал в ножны. Цокнул языком, привлекая внимание ошарашенного Калима.

— Поздравляю, ты уже получил кое-какие ответы. Полезно отобедать со мой?

— Что это было? Кто он? Я помню его, мы вместе работали в порту… то есть уже сомневаюсь, что помню именно его, и что вместе. Туман… в голове туман.

— Пройдет. Пей воду, ешь мясо. Ты слабо принимал влияние, так что ему приходилось все время тратить дар. Вот почему я смог ощутить его и выявить. — Сим принюхался, убеждаясь, что лавандовый запах выцвел и пропал. — Лучше бы вам всем поесть. Когда внушение уходит, остается боль. Иногда она как пустота, а иногда как опухоль после удара по затылку. Ты вернул память и трезвость ума. Знание о случившемся — полдела, а вот ощущение беззащитности и обмана… его важно пережевать и проглотить. Держи. Жуй.

Сим вложил ломтик в руку собеседника. Насыпал прочие горкой. Жестом предложил угощаться всех горожан, и те, как заговоренные, не посмели ослушаться.

— Твой клинок… как понять такое? Вот глупость, не могу поверить… он волшебный? У него есть имя, душа и всё такое, — Калим снова заикался. — Б-бред.

— Мурамаса — имя мастера, что отковал клинок. Душа в стали есть, я чую. Но спроси себя: разве ты умеешь видеть душу отца, жены или ребенка? Нет, хотя они тебе родные. Душу клинка тем более не ощущаешь. Врачи называют то, что ты испытал и что сломало печать рабства шалвы — самовнушение. Я выучил слово и понял смысл. Всегда знал, что самовнушение гибельно для слабых и спасительно для сильных. Он привык бояться, сдался внутри. Он верил в перстень и поверил в клинок, — Сим прожевал ломтик и нащупал флягу. — Нет, он поверил в меня. Калим, я уже сказал. Я — Сим, и пока я атаман, нет в степи никого иного с тем же именем. Я не внушаю людям. Я говорю с ними и делаю свое дело. Люди сердцем решают, верить в меня или нет. Так они делают меня отчим. Я атаман, я ищу новое, такова главная охота моей жизни. Я ловкий и яростный охотник. Ты тоже охотник, раз вышел из ворот и стал искать в степи ответы. Ты охотник, потому мы сидим и беседуем. Ты не мышь.

— Дай подумаю, — Калим сгреб ломтики мяса, сунул в рот все сразу и стал жевать, смаргивая слезинки. Спазмы душили Калима, он икал и снова жевал, запивал, опять икал. Долго. Пока не сгрыз всё мясо и не успокоился хоть чуть-чуть. — Уф… сплошная соль. Ты прав, опухоль и пустота. Все сразу! Но мне уже легче. Так… Так: хуж. Он сказал — хуж. И ты сказал, наш город хочет прибрать к рукам кто-то… хуж. Вот о чем расскажи!