Больно, как же больно было, ведь теперь стоило ей на секунду прикрыть глаза, как она мысленно возвращалась в тот день, когда граф отказался от нее. В голове непрерывно звучало “…семейное счастье будет ей к лицу…”.

Но почему же так заботясь о ее благополучии, никто, совершенно никто не спросил, что есть счастье для нее? Почему все вокруг самовольно определяют, где, как и с кем она обязана стать счастливой по умолчанию?

Это разрывало: противоречия не давали ей покоя.

Она любила Кифена, и так же пылко она ненавидела его за равнодушие, холодность, глупые, бесполезные принципы. За то, что он сам решал, каким должно быть ее счастье.

И это делало ее несчастнее всех на свете.

— Кифен сделает всё ради тебя, и ты это знаешь. — проговорил герцог, заглядывая ей в глаза. Она грустно ухмыльнулась.

Маниэр уже не знала, во что и кому верить. Вампиры никогда никому не доверяли, не верили. Теперь же угасала и ее вера в любовь. Бесполезное, бессмысленное чувство, заставляющее страдать ее и графа.

— Всё, но не то, чего я прошу. — печально покачала головой девушка.

— Возможно, когда-нибудь ты поймешь. — Касар понимал Кифена, и в той же степени разделял чувства Маниэр.

Неужели вампиры никогда не могут быть счастливы со своей половиной?

Герцог сполна отведал горя, теперь перед его глазами разворачивалась чужая трагедия.

И оправдание, причину такого жестокого невезения, мировой несправедливости, он видел только одну: они вампиры.

И этим всё было сказано.

— Будет ли у меня это “когда-нибудь”, герцог? — надломлено вымолвила она, хмуря брови

На прошлой неделе умер ее брат, а еще месяц назад племянница.

Вампиры умирали. Умирали неожиданно, непредсказуемо, словно их намеренно истребляли, но то были лишь несчастные случаи.

И Маниэр боялась, что уйдет так же неожиданно, не узнав, какого это — быть любимой.

И Касар видел, читал эту боль в ее взгляде.

О, так же отчаянно когда-то дочь доказывала ему, что ее счастье — стать женой дракона. Как Акшасс жила, одна, в огромном дворце? Была ли она счастлива хотя бы день?

Герцог не знал, потому что никогда об этом не спрашивал, он обставил их брак так, будто всё сделано ради политики, он думал, что сделал всё для счастья Акшасс. И очень надеялся, что она была по-настоящему счастлива.