Мы с Сейди переглянулись и поняли друг друга без всяких слов.

– Мам, все в порядке, – сказал я. – Ты ведь отдала свою жизнь ради того, чтобы запечатать темницу Апопа. Как же мы теперь можем отступить?

Хонсу с довольным видом потер ладони.

– Кстати, о темнице Апопа, – сказал он, – ваш приятель Меньшиков уже там, разрушает связывающие Змея узы. Знали бы вы, сколько ставок я уже принял на возможное развитие событий! Успеете ли вы попасть туда вовремя и остановить Меньшикова? Сумеете ли вернуть Ра в мир? Кто победит в схватке – вы или Меньшиков? Кстати, ставки сто против одного.

Мама в отчаянии обернулась к отцу:

– Джулиус, ну скажи им! Это слишком опасно!

Папа все еще сидел над тарелкой с недоеденным куском именинного торта и смотрел на лужицу растаявшего крема такими глазами, словно ничего печальнее видеть ему не доводилось.

– Картер, Сейди, послушайте, – сказал он наконец. – Я привел сюда Хонсу для того, чтобы у вас был выбор. Но как бы вы ни поступили, знайте: я очень горжусь вами обоими. И даже если этой ночью мир погибнет, для меня ничего не изменится.

Он поднял на меня глаза, и я понял, как мучительна для него мысль, что он может нас потерять. В прошлое Рождество, в Британском музее, он сам пожертвовал своей жизнью, чтобы выпустить Осириса и восстановить равновесие в Дуате. Тогда мне казалось, что он попросту бросил нас с Сейди совсем одних, и я здорово обижался на него все это время. Но сейчас мне стало ясно: он не мог поступить иначе. Служение высшей цели не оставляло ему иного выбора, и ради нее он отдал все, что имел.

– Я понимаю, папа, – сказал я. – Мы же Кейны. Мы от трудного выбора не отказываемся.

Папа не ответил, только кивнул, но я видел, какая гордость вспыхнула в его глазах.

– В кои-то веки Картер прав, – заявила Сейди. – Ладно, Хонсу, мы сыграем в твою дурацкую игру.

– Превосходно! – ухмыльнулся Хонсу. – Итак, ваша ставка – две души. За них вы можете выиграть два часа. Но чтобы успеть к воротам вовремя, вам нужно не меньше трех часов, верно? Значит, вы должны поставить на кон еще одну душу. Хмм… Боюсь, Ра не подойдет. Он, как бы это выразиться… не совсем в своем уме. Ваша мать уже мертва, ваш отец – верховный судья загробного мира, так что, полагаю, ставить свою душу в азартной игре он вряд ли имеет право…

– Я сыграю, – заявил Бес. Физиономия у него была мрачная, но решительная.

– Дружище! – просиял Хонсу. – Я так рад, что ты с нами!

– Поищи себе других друзей, лунный пижон, – огрызнулся Бес. – Мне вся эта затея не по душе, но я готов сыграть.

– Бес, – вмешался я, – ты и так столько всего для нас сделал. Баст ни за что не стала бы требовать от тебя…