Сейди дернулась, как от пощечины.

– Так значит, последний скарабей…

– Совершенно верно, – согласился Меньшиков, – все это множество жуков – лишь копии одного-единственного скарабея, Хепри, третьей души Ра. И мои демоны в конце концов непременно найдут его, перерыв все эти кучи мертвых панцирей. Живых скарабеев осталось совсем немного, а когда мы отыщем того самого, единственного, я раздавлю его, и Апоп обретет свободу. И даже если ты сумеешь вернуть его Ра, Апоп все равно будет свободен! А Ра… только погляди на него. В любом случае сражаться он не в состоянии. Апоп проглотит его, как предрекали древние пророчества, и Хаос уничтожит Маат – раз и навсегда. Вам его не победить.

– Ты сумасшедший, – сказал я, удивляясь собственному голосу, такому низкому и гулкому. – Если Маат падет, ты ведь тоже погибнешь.

В его изуродованных глазах мелькнул странный блик света, и я вдруг осознал такое, что потрясло меня до глубины души. Меньшиков жаждал торжества Хаоса ничуть не больше, чем мы с Сейди. Но он так долго жил в горе и отчаянии, что Апоп завладел его душой, изувечил ее и превратил мага в заложника своих собственных, исполненных ненависти замыслов. Пусть внешне Владимир Меньшиков насмехался над нами, торжествуя и празднуя победу, но в душе никакого торжества он не испытывал. В душе он был всего лишь жалкий, испуганный раб, подавленный могуществом своего властелина. Мне даже стало его жалко. Почти.

– Мы уже мертвы, Картер Кейн, – сказал он. – Живому человеку в этих местах делать нечего. Разве ты сам не чувствуешь, как Хаос высасывает силу наших тел, опустошает наши души? Но мой план куда хитрее, Картер Кейн. Человек смертен, а вот носитель может жить бесконечно. И ни телесная слабость, ни недуг, ни самые страшные раны ему не помеха. Разве ты не слышишь, что Апоп уже исцелил мой голос? Скоро он залечит и остальные мои раны. Я буду жить вечно!

– Носитель… – Когда до меня дошло, что он имел в виду, я чуть не потерял контроль над своим новым исполинским телом. – Меньшиков, не может быть, чтобы ты серьезно… Перестань. Остановись, пока не поздно.

– Вот как? Остановиться – и умереть?

– Есть вещи пострашнее, чем смерть, Владимир, – произнес чей-то голос за моей спиной.

Я обернулся и увидел, как к берегу подходит еще одна лодка: небольшая серая плоскодонка с единственным веслом, которое гребло само собой, управляемое магией. На носу лодки виднелся рисунок – Глаз Гора, а единственным пассажиром в ней был Мишель Дежарден. Борода и волосы Верховного Чтеца были белы как снег, за его кремового цвета одеянием тянулся шлейф из мерцающих в воздухе иероглифов.