– Я знаю, чего она потребовала бы, – прорычал Тристан, быстро выходя из себя из-за того, что приходится повторять, – и уверяю вас, это не она.

Никто из класса еще так грубо с Хранителем не разговаривал, но Тристану было плевать. Ему и своих сомнений хватало за глаза, ведь объективно он понимал, как видят его остальные: его логика ущербна, и сам он ведет себя как дурак. Пусть кто-то проник в дом и пронес с собой нечто, это еще не значит, что Либби Роудс жива. Не доказывает это и иллюзия на полу ее комнаты. Неверие – и особенно неверие Атласа – бесило Тристана. Ведь нашелся человек, похитивший Либби и владеющий ресурсами обмануть всех, кроме одного из самых одаренных в мире медитов.

Атлас посмотрел на Тристана, явно сдерживая эмоции. Потом он бегло взглянул на Далтона и отвел глаза.

– Мне нужно связаться с советом правления, – сказал Атлас. – Нужно немедленно им обо всем доложить.

С этими словами он исчез, оставив в дверях одного Далтона. Тот еще какое-то время стоял неподвижно, а потом встрепенулся и последовал за Атласом.

Когда он ушел, все снова погрузились в молчание.

– Нам пора, – сдержанным тоном проговорил Каллум, а вот Рэйна задумчиво нахмурилась.

– Если Роудс мертва…

– Не мертва, – прорычал Тристан.

– Ладно. – Рэйна посмотрела на него скучающим взглядом. Так она выражала снисходительность и вместе с тем недоверие. – Значит, она не мертва. И что это дает?

Никто не ответил. Париса пристально следила за Тристаном краем глаза. Вот, и она ему не верит. Пускай.

А Каллум, интересно, верит? Поверил бы?

Впрочем, это направление для Тристана закрылось. Даже не будучи эмпатом, он знал, что Каллум на него больше не ставит и впредь Тристан ему не нужен.

Остальные же вокруг – как всегда безразличные к его личному горю, – продолжали размышлять вслух.

– Зачем кому-то убеждать нас в смерти Роудс? (Нико.)

– Вопрос в том, почему Роудс и почему нас? (Париса.)

– Да какая разница?

Последовавшая тишина означала, что ответить никто не может. Хуже того, стоило Тристану вновь прибегнуть к своим чувствам, как у него в голове будто вспыхнуло солнце мигрени. Мышцы все еще ныли и пульсировали от боли, прихваченные остатками магии Каллума.

Тристан не удивился бы, увидев на себе ее отметины, как какие-нибудь синяки.

– Пойдем отсюда, – сказала наконец Париса, снова вздрагивая и отворачиваясь от тела на полу. – Насмотрелись уже.