Она развернулась и вышла из комнаты, а следом за ней, нерешительно, и Нико. Рэйна, чуть более уверенно, посмотрела испытующе на Тристана, потом на Каллума и тоже удалилась. Стоило же Каллуму с Тристаном остаться в комнате наедине, как позабытое напряжение вернулось. До Тристана дошло, что ему следовало бы ожидать чего угодно, однако признание в этом самому себе уже казалось ему началом конца.
– В крике было кое-что еще, – произнес Каллум, не отрывая взгляда от тела, оставленного вместо Либби. – Это был не страх. Больше похоже на гнев.
Спустя миг тишины Каллум пояснил:
– Из-за предательства.
Какая тонкая ирония. Настолько тонкая, что Тристан не сразу обрел дар речи.
– В каком смысле?
– В таком, что она знала того, кто это с ней сделал, – уверенно и потому механически произнес Каллум. – Это был не чужак. И…
Он осекся, и Тристан, подождав, спросил:
– …и?
Каллум пожал плечами.
– И, – договорил он, – это кое-что значит.
Многое Каллум просто не договаривал, но учитывая, что Тристан вроде пытался убить его, развивать тему он не собирался. Остатки магии, какой бы она ни была и кому бы ни принадлежала, начали тем временем распадаться. Уже и комната казалась какой-то порченной, нездоровой, словно чем дальше уходил от своих чар создатель, тем быстрее они отмирали. С каким бы намерением их ни применили, они обратились ядом.
И поразили все вещи в комнате.
– Почему ты не сказал другим? – спросил Тристан, и вот теперь Каллум скривил рот в некоем подобии недоношенной улыбки, словно чуть ранее он едва не рассмеялся, но смех так и застрял у него в глотке в ожидании другого момента.
– Когда-нибудь мне, возможно, придется убить кого-нибудь из них, – ответил Каллум. – С точки зрения тактики, лучше утаить от врага свои знания.
Выходит, Тристан понял все правильно: он их не простит. Никого. Да и им, собственно, второго шанса с Каллумом не выпадет.
– Тогда зачем говоришь мне? – прочистив горло, спросил Тристан.
Сжатые в тонкую линию губы Каллума говорили о том, что ответ Тристан знает и сам.
– Ты заслуживаешь терзаний. Того, чтобы гадать, не мог ли ты оказаться на ее месте.
Усилием воли Тристан заставил себя не вздрогнуть, когда Каллум коснулся подушечкой большого пальца его лба – в знак благословения или насмешки.