* * *

Инжука скользнул в шатер тенью. Ему было не привыкать передвигаться, как тень: единственный тукер не то что среди людей Хортима – в целом лагере. Степняки выступали за Сармата и на Инжуку смотрели косо, даром что тот вырос среди княжегорцев и считал Гурат-град своим домом не меньше, чем кто-либо из Сокольей дюжины.

Стояла ночь, но в шатре не спали. Растянувшись на лежанке, Хортим хмуро вертел снятый плетеный браслет – точно узор, повторяющийся под подушечками пальцев, помогал ему собраться с мыслями. Арха сидел подле и молчал.

Инжука поклонился, но ему ничего не сказали. Тогда он опустился рядом с Карамаем, сидевшим в тени от одинокой лампадки, и спросил шепотом:

– Как прошло?

– Паршиво, – ответил Карамай.

Хортим мог обсуждать дела с ближайшими друзьями, но ныне был не в настроении.

Инжука прочистил горло.

– Княже… – напомнил он о себе. – Ты меня звал.

Хортим встрепенулся, будто его вырвали из глубокого забытья. Приподнялся на локте и кивнул. Рассказал, что опасается, как бы недружелюбно настроенные князья не покинули лагерь этой же ночью, и добавил:

– Если они соберутся уйти, я хочу узнать об этом первым.

Инжука снова поклонился – и так же, резвой тенью, тихо вылетел вон.

– Нет, Карамай, – качнул головой Хортим, видя, как приподнялся дружинник. – Будь тут.

Карамай не был так хорош в незаметной слежке, как Инжука, и у него не было столько приятелей в чужих отрядах, как у Латы. Зато, если предатели пошлют к Хортиму своих слуг, Карамай поможет Архе защитить князя.

Хортим лег обратно и тяжело вздохнул.

– Они меня ненавидят, – изрек мрачно. – Почти все из князей. Пожалуй, они имеют на это право.

Арха недобро ухмыльнулся, трогая кинжал на поясе.

– Как бы ненависть не вышла ублюдкам боком.

– Ты не понимаешь. – Хортим подкинул браслет на пальце. – Не страшно терять все, когда у тебя ничего нет – как у меня. А у них есть. Земли, города, подданные, жены, дети…

Он стиснул голову руками. Арха ничего не сказал, Карамай – и подавно. Нечем было утешать.