В голове гудело: не каждый день ткешь лучшие песни. Но сегодня получилось удивительно хорошо, ведь – Рацлава помнила это еще по своему брату Ингару – всегда легче ткать из тех, кто тебе благоволит.
Она осторожно привстала. Ноздри расширились: как зверь, она нюхала воздух в попытке учуять изменения. Тишину нарушили лишь упругие кошачьи шаги – Лутый, подглядывающий за ними, осторожно скользнул в чертог.
Рацлава догадалась, что если уж он рискнул появиться, то все получилось.
– Лутый, – произнесла она одними губами. От счастья выступили слезы. – Я ткала из камня.
– Я слышал, – ответил он ей на ухо. Придержал, когда Рацлава неустойчиво покачнулась. – Идем.
В отличие от нее, Лутый не позволял себе радоваться или удивляться – он был очень собран. Одной рукой подхватил ее под локоть, другую положил ей на спину и бесшумно и быстро повел Рацлаву к выходу.
Напоследок Рацлава обернулась и пусто взглянула туда, где должен был остаться Ярхо-предатель. Лутый наверняка приблизился к Ярхо, чтобы проверить, действительно ли она его околдовала, но Рацлава бы все равно ничего не поняла. А ей было чудовищно любопытно.
– Это правда? – зашептала невесомо, вцепляясь в запястье Лутого. Он и без того держал ее крепко – чтобы не поскользнулась и не налетела на препятствие.
– Да, – ответил таким же шепотом. Невзирая на все его усилия, Рацлава поняла, как глубоко Лутый был потрясен. – Он спит.
Яхонты в косах VII
Яхонты в косах VII
Летний солнцеворот чествовали все Княжьи горы. Самую короткую ночь в году встречали разгульными танцами и громкими песнями. Говорили, что травы, собранные накануне, имели особую силу, а пламя костров несло исцеляющий жар. Речной воде рассказывали о своих заветных желаниях, и та уносила их вместе с брошенными лепестками цветов.
Не было любовных клятв крепче, чем те, что давали в эту ночь, как и не было ночи, больше пригодной для любви, чем эта. Где бы ни праздновали летний солнцеворот, в княжествах или Пустоши, всюду ощущалось: гуляния – для почитания молодости и счастья. Не оставалось ничего, кроме зноя и лукавой хмельной темноты, которая разбивалась светом огней. Людям полагалось петь до хрипоты, пить мед и вино и есть сыр с тмином.
Айхи на высокогорьях сулили: за летним солнцеворотом придут холод и морозная мгла. Они не очаровывались боем шаманских бубнов и соцветиями, которые распускались на пиках летом. Радовались благостному солнцу и потеплевшему небу, но не позволяли себе забывать, что все в мире недолговечно, все – крутящееся колесо, а Молунцзе, покровитель праздника, жесток и обманчив.