Она успела прикрыть голову, и, возможно, это спасло ей жизнь.

Дракону больше не было дела ни до летящих стрел, ни до людей, крошащихся под его когтями. Он извернулся и мордой подтолкнул и без того раскачанный камень – самый тяжелый из тех, что пережимали его крыло.

И когда это случилось, он рывком поднялся в воздух – а осыпь, лежавшая на его спине, полетела на дно ущелья.

Сармат-змей высвободился из их ловушки. Он воспарил над расселиной и снес пламенем всех, до кого только мог дотянуться: огненный залп напомнил взрыв, и от него забурлил воздух.

Опрокинутая навзничь, Совьон смотрела сквозь дым, как фигура чудовища растворялась в темной ежевичной вышине.

* * *

Рассвет был туманный и серый, с тусклой розовизной.

Совьон брела по мелким камешкам – прочь от ущелья. Ее слегка качало. В ушах звенело, хотя теперь она различала хруст земли и завывания ветерка. Ее волосы были растрепанными, в саже и пыли, на разодранных руках и лице запеклась кровь, смешанная с грязью и синей краской. Рубаха вдоль позвоночника была красно-черная, подпаленная.

В живых осталось не больше десятка воинов. Те, у кого хватало сил или злобы, находили тела своих соратников и подтягивали их к месту будущего погребального костра – кроме тех, что погибли в ущелье. Никто бы не сумел их поднять. Совьон-то насилу вытащили, а она могла цепляться и помогать своим спасателям.

Фасольд сидел на камне рядом с павшими. Он вертел в руках топор и смотрел то себе под ноги, то на горизонт. Воевода тоже был в крови, ожогах, грязи, но Совьон не заметила у него тяжелых ран.

– Нам нужно уходить, – сказала она сипло. – Сармат может вернуться или послать к нам своего брата.

Казалось, Фасольд и ухом не повел. Лицо у него было пустое.

– Твой плаксивый друг там, – махнул рукой. – Мальчишка-высокогорник.

Да, Совьон уже видела Та Ёхо. Слава богам, та была жива.

– Воевода… – Она осеклась.

У камня лежали парни из Сокольей дюжины. Карамай был обожжен так, что Совьон едва его узнала – его лицо исказилось и пошло пузырями, а грудь обуглилась.

Никто никогда не делал тайны из того, что Фасольд недолюбливал дружинников князя Хортима. Но сейчас он посмотрел на Совьон таким взглядом, будто она подло его обманула.

– Почему я пережил эту ночь, а они – нет? – Совьон была готова поклясться, что его глаза подернуло влажной поволокой. – Это неправильно. Так не должно быть. Это мне уже давно причитается лежать в земле. Не им.

Совьон отвернулась.

– Я не знаю.