– Пелла ко тамо, рэко орво…
Перед закрытыми глазами заплясали мушки – конечно, синие.
Совьон повторяла и повторяла свое заклинание, и наконец настолько привыкла к этим словам, что звуки стали слетать с губ, казалось, и вовсе без участия ее разума. Тогда мысли упорхнули далеко. На север, к юртам и шаманским кострам айхов-высокогорников, где еще жило предание, которое Хьялма рассказал молодому гуратскому князю: о ловушке, которую устроили госпоже Кыд-Аян.
«Ее приманили рыком, похожим на рык Хьялмы, – говорил князь Хортим. – И ее вынудили сбросить драконью кожу. Мы поступим с Сарматом так же».
Груды крепленных на веревках камней, копья и стрелы – этого должно было хватить, чтобы оглушить Сармата-змея и чтобы тот, обезумевший от боли, воротился в человеческое обличие.
Главное – чтобы он не почуял подвоха. Приманкой Халегикаль, Матери оборотней, была любовь, а Сармата собирались ловить на страх.
«Нет в мире существа, которого Сармат боится больше, чем Хьялмы». Князь Хортим говорил так уверенно, что Совьон и не подумала усомниться. Хотя едва ли это были его собственные мысли, а не внушение Хьялмы – им всем оставалось надеяться, что тот не просчитался снова.
– Сирпа сату… – Губы пересохли.
Соприкасаясь с колдовством, время теряло привычную силу. Когда Совьон почувствовала – достаточно, ей казалось, что она провела на коленях не больше часа; но когда подняла глаза, то увидела, что уже стемнело.
Она шипяще выругалась.
– Ты есть в порядке?
Та Ёхо сидела на соседнем камне. Ее лицо опухло – она часто плакала с тех пор, как погиб Хьялма. В ее племени слезы не считались чем-то постыдным, так что Та Ёхо даже не пряталась. Совьон признавала, что причина была весомой: айхи верили, что раз Тхигме погиб, мир обречен – его пожрет Молунцзе.
– Воевода решить, что ты умереть и послать меня проверить. – Фыркнула. – Я говорить ему, что все это есть твое колдовство. Ты не умереть. Ты ворожить.
Совьон зацепилась за ее руку и со стоном поднялась. Она потерла поясницу: ее тело болело не так, как если бы она взаправду провела на коленях весь световой день, но сильнее, чем если бы потратила всего час.
– У тебя есть вода? – В горле словно развели огонь.
Та Ёхо передала ей бурдюк. Совьон старалась сдерживать себя и пить не захлебываясь, чтобы не смазать краску с лица; затем она осторожно вытерла кровь, запекшуюся под носом.
– Целый день, – ужаснулась хрипло. – Старояр, случаем, еще не взяли?
Та Ёхо не оценила ее невеселую шутку.
– Ярхо-предатель не нападать при свете дня.
Да, не напал бы, Совьон знала. Его воины и Сармат-змей видели в темноте гораздо лучше смертных.