Светлый фон

Все, кроме Совьон. Она вновь опустилась на колени, на этот раз – у самого ущелья. Выпрямила спину, раскрыла руки и положила их на бедра ладонями вверх. Ее пальцы тоже были в синей краске.

– Ступай к ним, воевода. – У людей князя Хортима свое дело, у Совьон – свое. Незачем стоять и наблюдать за ней.

Вёльха со своей силой всегда наедине.

– Тарве, Сирпа. – Здравствуй.

Здравствуй

Звук труб и боевых рогов слился в одно – раскатистое, рычащее.

Уши обожгло. Многоязыкие ленты чар разроились на пурпурно-синие искры.

Видишь, какую дань я приготовила для тебя, Сирпа?

Видишь, какую дань я приготовила для тебя, Сирпа?

Рев вылился из ущелья и разлетелся на много верст окрест.

Выбирай то, что тебе любо.

Выбирай то, что тебе любо.

Драконий рык зазвенел литаврами, взбился колоколами и оборвался – не для всех, только для Совьон. Человеческим ушам стало невыносимо его слушать. Совьон не испугалась этой глухоты: она не сомневалась, что если переживет эту ночь, слух к ней воротится.

Ей не было страшно. Она чувствовала себя на своем месте. Сейчас, когда встречала призванную силу, и позже, когда пряталась среди каменных насыпей, сжимая в руке копье и чувствуя тяжесть лука, перекинутого за спину.

Та Ёхо была с ней рядом. Если она что и говорила, то Совьон не слышала – но видела сомнение на ее лице. Сама же она не сомневалась: Сармат-змей попадет в ловушку.

Вместо шума ночи она различала только сплошной неясный гул – может, так в ушах шумела кровь. Поэтому и Сармата-змея Совьон не услышала, а увидела: мелькнуло огромное крыло, перекрывшее серебряную луну. Дракон затемнил лиловое небо в крапинках звезд. Пролетел над ущельем, разгоняя горячий воздух, – Совьон обдало жаром. Сармат замедлился, накренился, чтобы разглядеть лежащее тело, и этого оказалось достаточно.

С берегов расселины сошла лавина. Для Совьон камни катились в звенящей тишине, оставляя за собой едва заметные столпы крошки. Лавина обрушилась на правое крыло Сармата. Дракон взмахнул левым, но все было бесполезно, и его увлекло вниз, хребтом – под тяжелые удары.

Он полоснул огнем, и желто-красный язык пламени взвился рядом с тенистыми языками чар. Тело Сармата осветили медовые прожилки, выступившие меж рядов чешуи, нынче кажущейся вишневой, как кровь.

Слетели сети с привязанными грузами. Обрушились волны стрел.

Ущелье не оставляло Сармату места для маневра. Дракон вильнул вбок, шарахнулся о склон; он извивался – видный, будто на ладони. Совьон бросила копье. Позже – стреляла, но она никогда не слыла одаренной лучницей даже при свете дня, не то что в темноте, разбавленной злыми огненными всполохами. Едва ли ее стрелы причинили Сармату вред, а не как многие, подобные им, ударились о крепкий чешуйчатый панцирь.