Светлый фон

– От кого же?

Гонец протянул грамоту:

– От моего господина Сармата-змея.

Хортим недоверчиво глянул на письмо.

– Когтем выцарапывал?

Фасольд закачал головой.

– Ему никто не поверил, конечно! Решили, что он засланный наемник – оружие забрали, но ты сам смотри, княже… Слышишь, ты, гонец! Давай без дуростей.

– Что за блажь, – пробормотал Арха. Его рука легла на рукоять меча. – Княже, бери письмо осторожно. После руки омой, а грамоту сожги – и лучше не в том костре, где люди готовят пищу.

– Оно не отравлено.

– Да кто тебе поверит, сказочник, – шикнул Фасольд на гонца.

Хортим взял грамоту, словно живую гадюку. Развернул, держа от себя на почтительном расстоянии.

Поначалу он не разобрал, что к чему, – буквицы были непривычные. Одни – слишком многослойные, цветистые, другие – чересчур простые, лишь отдаленно напоминающие те, которые знал Хортим. Но когда он вчитался, то осознал: несмотря на это, смысл был ясен.

«Будь здрав, Хортим из рода гуратских князей.

Будь здрав, Хортим из рода гуратских князей.

Ибо если не будешь, меня это опечалит – ничего не хочу так, как встретиться с тобою с глазу на глаз.

Ибо если не будешь, меня это опечалит – ничего не хочу так, как встретиться с тобою с глазу на глаз.

Мой бедный брат не знал покоя при жизни, не знает и в посмертии: даже его останки, и те были осквернены, когда ты бросил их на дно ущелья. Это было дурно. Дурно, подло и ловко – хорошо, если дух моего бедного брата, случись ему выбраться из подземных палат, станет наведываться не только ко мне, но и к тебе; всяко будет веселее».

Мой бедный брат не знал покоя при жизни, не знает и в посмертии: даже его останки, и те были осквернены, когда ты бросил их на дно ущелья. Это было дурно. Дурно, подло и ловко – хорошо, если дух моего бедного брата, случись ему выбраться из подземных палат, станет наведываться не только ко мне, но и к тебе; всяко будет веселее

Хортим оторвал взгляд от написанного. Прежде чем удивиться, он ощутил, как его затрясло от гнева. Не на то ли расчет?

«Но да пустое.