Хортим воротился в шатер. Он опустился на сундучок рядом со столом – несколько мгновений сидел в раздумьях, молча, а затем достал из ножен кинжал. Лезвие было наточено и начищено, и в нем мутновато отражался кусочек Хортимова лица. Зеркал в лагере не водилось, но не то чтобы Хортим в них нуждался – будь его воля, он бы на себя совсем не смотрел. Только сейчас им овладело странное любопытство.

Правая бровь кончалась ожогом – волоски здесь так и не отросли. Черный глаз смотрел утомленно и печально.

Сегодня он приказал отрубить беглецам ноги, а что дальше? Будет постоянно взращивать в людях страх и злость – все лучше, чем презрение? Знал бы пять лет назад, в начале изгнания, в кого превратится, может, и сам бы шагнул с корабля в морские волны. Но сейчас уже поздно, сейчас – дела.

То, что Сармат затаился, Хортима больше пугало, чем радовало. Чудище наверняка вернется с огоньком – да так, что искры полетят. Даже Ярхо-предатель не предпринимал никаких действий – Хортим знал, что его войска стояли за Матерь-горой, на Маковом поле. Цветов там росло не больше, чем на других полях, но раньше в этих местах располагался княжегорский город Маков. Сармат и Ярхо уничтожили его почти тридцать лет назад, сразу после своего пробуждения. Люди это запомнили: Маковское княжество было одним из тех, кто пытался оказать братьям достойное сопротивление. После десятка таких расправ желающих поубавилось.

Сармат-змей глуп, если верит, что Хортим понадеется на его отсутствие и поведет свои войска прямо в лапы к Ярхо-предателю.

– Княже. – В шатре показалась белесая голова Архи. – Разреши?

Говорить не хотелось даже с ним, но Хортим разрешил. Арха одернул полог, сел рядом.

– Ты же не меня с кинжалом ждешь?

– Нет. – Хортим убрал оружие в ножны. – Не тебя.

– А то мало ли. – Арха пожал плечами. – Люди говорят, ты теперь донельзя грозный, княже.

– Так и говорят?

Арха кивнул.

– Пусть лучше Инжука расскажет, когда вернется из чужих лагерей. Уж он наверняка слыхал больше, чем я. А я-то что? Не такой ловкий до сплетен. Но слышал, ты теперь все больше как покойный князь Кивр.

– Что еще?

– И как дед твой – припомнили, как он расправился с Мэрге-ханом.

– Это не худшее сравнение.

– А завидев меня, о тебе худого и не скажут.

– Тоже верно. – Наверняка все самое опасное о Хортиме говорили за глаза. – Ладно уж. Пусть судачат – можно, пока слова остаются словами.

Хортим выдохнул, разогнулся. Глянул на Арху – в который раз отметил, что костяшки пальцев у того были опухшими и сбитыми так, что кожа висела лоскутками; раны только недавно начали подживать. Известий о враге не было, и в лагере стояло затишье – Арха не стал бы ввязываться в жестокий кулачный бой, даже ради упражнения.