Дахау продувал безысходный ветерок.
– Дахау, так прекрасно и странно, так ново, – размышлял Херби. – Раз ему суждено так скоро завершиться, я почти жалею, что никогда его не навещал… – Машинку сотряс дорожный ухаб, который мог оказаться и несколькими трупами в объятьях друг друга. – …ибо он возбуждает во мне томленье, кое есть боль… – «Фольксваген» подпрыгивал дальше. – …а его музыка навевает такой сон и так нежна; трагедия, что маскируется витальностью жизни. – Он промурлыкал несколько тактов «Таннхойзера».
Заблудшая муха-поденка шатко выписывала кренделя, опьяненная, над лужею, переполненной кровью. Колесики Херби прошлепали по жидкости, и он резким юзом остановился перед самой прекрасной женщиной, которую вообще когда-либо видел.
– Совокупнемся? – с надеждою вопросил он. Женщина была тоща и вострочерта. Голову ей обрили, и он заметил, что на руке у нее привлекательно вытатуирован номер. Закутана она была в тряпье.
– Желаемая девица, кости моего сердца,
– Автомобильчик. Избавь меня от амурных своих увещеваний. Сделай что-нибудь полезное. Отними у меня жизнь и освободи меня из этого ада.
– Так, мадемуазель, чего вы желаете от меня –
Ее молчанье и черный воздух будоражили Херби.
– Надменная дамочка, освободите свое сердце… – взмолился он, – …и тело ваше непременно подчинится. – Масло невольно пролилось из его мотора. – Юнг некогда определил грезу как удачную мысль, возникшую из «темного, всеобъединяющего мира души»… Вот, – продолжал Херби, и ходовая часть его трепетала от чувств. Любовь – страшное дело. – Разве не решает это вашей задачи?
Из крематория вырвалась тучка сырно-зеленого горчичного газа и обволокла его.
Vide della cosa belle Che porta il ceilОт шайки ласок это пропищал голос – конского регистра. Вооружены они были до зубов и быстро подкрались к рейдовому отряду горностаев. Вскоре уже все собранье воюющих животных карабкалось на автомобильчик. Кузов Херби заляпали драный мех и кровь, забрызгали ему обивку.