Светлый фон
menage a trois

До определенной степени приучаешься даже к самому омерзительному. Рожденье мое, похоже, было весьма типическим в смысле основного компонента моей жизни: близость пизды к моему благосостоянью. Я люблю женщин и в виду сие имею без неуваженья. В конце концов, хуй и пизда – основанье человечества; те места, где меж полами существует равенство.

Николи не чураяся правды – вот каков я был искони.

– Что перевалило через спину Диавола, тратится у него в подбрюшье. – Сие пробило себе дорогу с уст моих.

Хуй мой могуче тщился в жаркой катавасьи паучихи и тем набивал ей утробу наслажденьем. («Лабиа Мажора – проход, большая часть манды. Лабиа Минора – те губки снутри, а сама дыра зовется преддверьем влагалища, ты ето знал?») Пока я ебся, мое inamorato поставило меня в известность, что стенки влагалища покрыты слоем густого еврейского семени. Демонстрируя сие, ложась под множество жидовских Абрамов, Силвиа Плат предумышленно вводила в себя больше юдовства.

inamorato

– Wer a Jud ist, bestimm i![28]

Wer a Jud ist, bestimm i!

Она молится, задравши колена.

Затем в объятья мне прикатилася Джесси, ее согласные уста прижали к моим незамедлительный восторг. Блевоты отравы вымочили нас насквозь – а также ажьотаж самой что ни есть вгоняющей в унынье природы, как естьлиб подавали его кульминирующие обезианы, слетел фльбустьерно с паучьего нёба. Я ощутил сие своею кожею – и пал в слезах от выразимой радости в Джесси. И вновь Джесси мне дозволила узреть тайный ея лик.

Кто, как говорят, может себе позволить нерядовой восторг?

Полувлюбившися в Успокоительную Смерть, вся длина моего меррипенова жезла расколола чащобу курчавящихся влас, и Джесси алчно сомкнулась на нем, всосавши меня в оконечность своего крупа. Я был глубок и похоронен в епицентре всего живого, любил ее вечно, вновь прожимая свой Schreckensherrschaft[29] вверх по анусу ея с некоторой енергьею. Обсуждаючи помпитус любви с моею лелеемою, огромное паучье тулово нагнулось вперед, подтыкая те ея вельми пригожия ягодицы, подстегнутые жидовскими арабесками, вдоль по лядвеям моим и к моей груди. Я застонал от облегченья и продолжал ввинчиваться в нея целенаправленно.

Schreckensherrschaft

Магья анальна.

Колдовство анального прохода есть источник силы, а сила есть муж, ставший мифом!

Я представляю своего лорда, Хоррора.

– Мне и впрямь известно твое Магическое имя. – Ползопитаемый глас паучьего ка воздушно порхнул сквозь меня.

– И мало же добра оно тебе принесет, – ответствовал я ныне обнадеживающе, примеряючи к жезлу своему ритм, что подходил всем вовлеченным сторонам. Чорное дыханье и соленые мяса, а тако-же тягостное биенье альтов аккомпанировало стильной нашей любови. – Заверни-ка мне. – Невзирая на крепость решенья, я выкрикнул: – Твое время кончилось, настало мое, – птица хула-хула и верблюд унга-вунга при сем густы были во гласе моем. – Не сдерживай нас.