Естьли мы не подчинимся порядку Природы; отправимся обратно, на Острова Обезиан.

Пощелкивающие клешни беседовали со мною монологом, и чорный силует пронесся у меня пред очесами, словно некий отвратительный скоростной мутант-косиножка. Тварь яростной енергьи, хищнаго намеренья и половой распущенности подъяла надо мною мешанину жвал освященья. Живот, перекатывающийся щетинистыми лобковыми власами, с превосходною кормежкою внутри, налетел схватить и объять меня. – Жни, что посеял! – Маслянистость звучала в высоком сем кличе, и иудейский летун продрал по всему моему правому боку дюжину зловонных ножек, что доласкали меня до червя. Я обратил лик свой супротив сего вероломства, намереваючись при разрыве накинуть Недоуздок ему на ебаную шею.

Ревности страшитесь, генерал: / Чудовище с зелеными глазами / Над жертвами смеется[27].

Сии мысли внушены были женщиною-пауком.

Он вдохнула в меня неистовый и оргиастический екстаз.

Когда явила мне она свою любовь, хер мой воскачался, воскатился и воспламенился, аки колесо Иезекииля.

Единственный заостренный клык Чорной Вдовы впрыснул парадизьяльную радость в мои кинестетическье кости любови.

– Jigabuono-jigabuono.

Я хорошо знал его сородича – «жиг-а-жигу» – по колоньям, где провел не один день, валандаясь в поисках наслаждений в «буллифаллос» индийских рынков блядей. Посему отнюдь не смутился я значенью его и приуготовился к поглощенью, размечая территорью своей бритвы вострым украдчивым взором.

– Охвати меня руками, твой Папочка тебя ждет.

Зеницы мои оставались прикрыты.

Глянь-ка на Милую мою – пытается сквозь Полз пробиться.

– Мы целоваться будем до конца времен.